а я никак в себя прийти не могу. Чувство вины грызёт, что не послушал, не дал ему сказать, и что я вообще не имею никакого право вести себя подобным образом. Он мне ничем не обязан, как и я ему. Да поцеловал, да перевернул мою жизнь, уехал хрен знает куда, но он мне ничего не обещал, и вообще, мы ни о чём не говорили. Так что не вижу причин обвинять ни себя, ни его хоть в чём-то. Значит, всё так и должно быть, у каждого своя жизни.

— Как идут дела? — спрашиваю Стаса, пока мы сидим в одном из кафе недалеко от его салона. Проезжал мимо и позвал его на кофе.

— Всё… — Он не договаривает, так как его телефон начинает звонить. — Кир? — отвечает он на звонок и слушает собеседника на том конце провода.

Его лицо меняется, он хмурится и переводит взгляд на меня. Интуиция подсказывает, что ему сообщили плохую новость.

— Я понял, можешь на меня рассчитывать, сегодня же свяжусь с поставщиком, и он отправит мне все нужные запчасти. До связи. — Стас отключается, возвращает телефон на стол и поднимает глаза. — В общем… — замолкает, отчего я начинаю нервничать.

Что ему там сообщили? Обокрали? Новую партию тачек задержали? Или с мелкой, не дай бог, что-то случилось?

— Говори, — тороплю я его.

— Ночью была гонка и… Демьян разбился.

20

Серёжа

Разбился… Разбился?! Он разбился…

Перед глазами туман, в ушах неприятный звон. Мир замер. Не дышу. Кровь застыла в жилах. Хочу спросить, но боюсь услышать ответ.

— Он сейчас в больнице.

Резко встаю, стул падает на пол с грохотом, привлекая внимание посетителей кафе.

— Где? — спрашиваю, чувствуя, как сердце заколотилось.

В больнице, значит — жив!

Стас называет номер больницы, и я лечу к машине, не разбирая дороги. Как добираюсь до места назначения, не понимаю, но, запыхавшись, останавливаюсь на регистратуре и стучу в стекло, отвлекая от листания какой-то газеты тётку с фиолетовыми волосами.

— Загорский, привезли ночью после аварий.

Женщина смотрит на меня, нарочито медленно открывает журнал.

— Вы ему кто?

От тона, с которым она задаёт вопрос, мне хочется разбить стекло и встряхнуть её пару раз.

— Родственник, — не думая, отвечаю, сжимая кулаки.

— Второй этаж, двадцать восьмая палата, — говорит она после паузы, что показалось мне вечностью.

Бегу по лестнице, нахожу дверь и, не мешкая, врываюсь в комнату. Вижу Демьяна, что среагировал на открывшуюся дверь, и теперь смотрит на меня удивлённо.

Жив и в сознание — это главное.

— Решил избавить мир от своего присутствия? — спрашиваю я, проходя к кровати.

— Не дождётесь, профессор, — усмехается он, чем вызывает у меня улыбку.

Я сажусь на край койки и осматриваю его перебинтованное плечо и считаю пластыри на голове. Никаких серьёзных повреждений, ни сломанных рук, ни ног, ни разбитой головы. Всё более чем нормально.

— Как твоё состояние? — задаю вопрос, зная, что он наверняка соврёт, чтобы не казаться слабым.

— Переживу, — отмахивается. — Что ты здесь делаешь? Извините, «вы», что вы здесь делаете? — издевается засранец.

— Пришёл убедится, что не… — и замешкался.

А надо ли врать себе и дальше?

— Извини, что вёл себя как подросток, — неожиданно для самого себя говорю я.

— Брось, я всё понимаю. Встретился бы ты мне после матча, когда мне сказали, что ты в отпуске, я бы тебе и не такое устроил.

Приподнимаю бровь, не ожидая услышать такое.

— У меня было достаточно времени, чтобы обдумать всё, и… Я обязательно всё тебе расскажу потом. Сейчас просто поверь: для меня это не игра.

С каждым его словом мой пульс учащается.

— Я…

— Дай договорить, — перебивает он. — Да, врать не буду, изначально я хотел тебя просто довести, издеваться, но… Всё это время я думал только о сестре и о тебе, и осознал, что меня ни к кому так не тянуло, никогда не мечтал вернуться к кому-то… К тебе. Сказать, что ты мне небезразличен…

Прерываю его признание, впиваясь в его губы поцелуем. Я услышал достаточно, даже больше, чем можно было.

Демьян с жадностью отвечает, зарывается пальцами в мои волосы и тянет ближе к себе, едва слышно стонет и углубляет поцелуй. Хочу обнять его, сжимать, вдавливать в себя, но меня сдерживает то, что он всё-таки ранен. Отрываемся друг от друга, когда становится нечем дышать.

— Я… Не знаю… Не знаю, как и что получится, опыта у меня нет, но…

— Серёж, тут опыт не нужен, просто иди вперёд, плыви по течению и всё.

Его слова успокаивают.

— Ладно, — киваю я, соглашаясь. — А теперь скажи мне: какого хрена случилось?

21

Демьян

Три месяца назад.

Вылетел из кабинета профессора злой как чёрт.

Выгнал. Меня, блять!

Гордый сукин сын, не знает сам, что хочет, я же видел, чувствовал его стояк… Пусть так, на поцелуй отвечал, а значит, прибежит и про гордость свою забудет.

Поехал домой и, решив проверить, как там сестра, застал её рыдающей на кровать.

— Диана, что случилось? — В два шага оказываюсь рядом с ней. — Отец? — спрашиваю, и она еле заметно кивает. — Что сказал?

Она всхлипывает, садится и вытирает щёки от слёз.

— Что я должна пойти на ужин к Сабуровым и вести себя хорошо, чтоб его сынку понравиться. А я не хочу, ты знаешь, кто такой Глеб Сабуров?!

Кто такой Сабуров, знает каждый второй в этом городе, он очень старательно сделал себе репутацию мрази.

— Знаешь, что девушки уходят от него прямиком в больницу? Что он извращенец?

Я тяну её к себе на колени, и она разрывается новой порций слёз.

— Я этого не допущу, не переживай. Сабуров к тебе не притронется, — глажу по волосам и сижу с ней, пока она не успокаивается и не засыпает.

Накрываю её одеялом и залипаю, смотрю на неё и вижу маму, Диана — её копия. Как две капли воды. И я лучше отцу горло перережу, чем дам её в обиду.

Кулаки хрустят от того, как сильно я их сжимаю. Врываюсь в спальню отца, но его там нет, наверное, шлюху какую-ту трахает в одной из городских квартир. Ничего, я ему сто раз говорил оставить Диану в покое! Не хочет?! Значит, и я