Место я узнал. Восемь дней назад я был здесь, вместе с Феором проверял, как обустроены все те, кого Пересмешник назвал отребьем. На мой призыв о присоединении к семье откликнулось немало людей. Кого-то из них пригласили в стражу за те месяцы, что мы шли к Ключу Истока. Кого-то взяли к себе другие бывшие комтуры. Не сказать, что за большие таланты, скорее, в качестве рабочих рук и слуг, но тем не менее. Кого-то назначили в помощь к Потию уже здесь.

Можно честно сказать, что за эти месяцы пристроились лучшие и все, кто был хоть на что-то способен. Остальные же назначались на самые грубые и простые работы: уборка улиц, разбор завалов, очищенных от ловушек и трофеев, сортировка обломков, выкорчёвывание окаменевших от времени деревьев и кустов и прочее, с чем они могли справиться.

И сейчас все должны быть на работах, а я здесь вижу целую толпу. Время приёма пищи окончилось ещё тогда, когда была середина второго урока у Ледия, а люди здесь до сих пор не спешат расходиться. И… тянет вином.

Я стиснул зубы, ощущая, как вспухают желваки на скулах.

Какого дарса?

Нет, откуда здесь вино я понимаю: вокруг Пятый пояс, кисеты Путников настолько распространены и дёшевы, что даже Воин, никто по здешним меркам, может позволить прикупить себе простой кисет на пару полок. Но остальных моих вопросов этот ответ не отменяет.

Ворота, щелястые, сбитые из каких-то кривых досок и балок, со скрипом распахнулись, и во двор шагнул высокий мужчина. Рыкнул:

— Почему до сих пор не на работах⁈

Не одного меня это интересует, оказывается. Я не помнил этого идущего в лицо. Восемь дней назад я его здесь не видел, но это ничего не значило. Я, например, и не всех помощников Потия в лицо знаю, невзирая на три урока у него, что же говорить про это место, где я был всего раз. Во всяком случае, моя печать, наказывающая за произнесение запрещённых слов, над его головой есть.

Не дождавшись ответа, бывший орденец рыкнул ещё сильней:

— Старший! Ко мне!

На этот вопль с нарочитой ленцой ответил один из сидевших к нему ближе:

— Чего орёшь? Здесь тебе не твой Орден.

Бывшего орденца перекосило.

— Ты как разговариваешь со старшим⁈

Техникой он оказался вплотную с наглецом, вздёрнул того в воздух и коротко ударил: только кровь из разбитого рта полетела.

Но тот лишь ухмыльнулся, обнажив чёрные, кривые, покрытые кровью зубы, и прохрипел:

— Гля, вот и старшой нашёлся. Так чего орал, сам себя вызывал?

Бывший орденец ударил ещё раз, злей и сильней, наглец тут же обмяк, потеряв сознание. Он отшвырнул его в сторону, брезгливо отёр руку о халат и снова потребовал:

— Старший, ко мне!

И снова ему нагло ответили:

— Так ты тут старший, чего сам себя зовёшь?

Бывший орденец развернулся в сторону голоса, спросил, хрипло и зло:

— Что здесь происходит? Почему не на работах? Почему сидим?

— Отдыхаем, старший, — с ухмылкой на кривой роже был ему ответ.

— Отдых закончен! Встали, разошлись по назначенным работам.

— Так не успели отдохнуть. Как отдохнём, так разойдёмся. Завтра.

Бывший орденец снова переместился техникой, только воздух свистнул, расступаясь с его пути. Затем он свистнул, расступаясь с пути его кулака. Похоже, рожа второго голосистого станет ещё немного кривей.

— Я сказал — отдых закончен. Встали!

— Гля! — поднялся на ноги третий смелый и наглый. На этот раз с ровной рожей, но невысокий, худой, такого ударом и сломать можно. — Ты чего руки распускаешь, старший? Мы одна семья, а ты нас калечишь?

— Если младший не слушает старшего, то он заслуживает наказания, — нравоучительно сообщил бывший орденец, но я услышал и то, что он толкнул мыслеречью. — Старший! У меня проблема в казарме отбросов.

— Так если младший уже рук и ног не чует от работы, то чё бы ему не дать отдохнуть, старший? — осклабившись, заявил худой наглец. — Сказали ж тебе — завтра двинем на работы. Всё заради семьи. Но завтра.

Я скрипнул зубами. Вот ублюдки.

Пересмешник тоже устал молчать и отправил мне мыслеречь с отчётливо звенящим в ней смехом:

— Вот проблема, господин бывших орденцев и бездельников. Врут они, конечно, что старшего у них нет. Вон тот, у третьего костра справа, лысый. Он всё это устроил. Так что, позволь разобраться, господин? Вот в этом я понимаю толк и буду полезен.

Вместо ответа я поднял руку к шее, толкнул силу в амулет, отключая его. Бывший орденец запнулся на середине слова, сразу заметив меня, а вот сброд, устроивший всё это, моё появление пропустил. Поэтому я громко сказал:

— Так-так-так, что это я услышал, пролетая мимо? Семья? Кто-то упомянул семью?

Бывший орденец тут же согнулся в приветствии:

— Глава Ирал!

Отбросы начали повторять за ним, но нехотя, лениво поднимаясь и так же лениво, неторопливо сгибая спину. Наглые ублюдки, которым вино кружит голову храбростью.

Бывший орденец вызверился на них:

— Живей! Приветствуйте главу!

Мне не нужны были ни уроки Седого, ни нравоучения Бахара, ни наставления Рагедона. Я сейчас словно вернулся во времена Школы Морозной Гряды и первых месяцев жизни вольным идущим в городе с таким же именем.

Какие наглые младшие, позабывшие своё место.

Я снова услышал, как из пустоты прилетела мыслеречь Пересмешника:

— Господин, позволите?

И снова ничего не ответил, а с улыбкой поднял перед собой руку и подёргал пальцами:

— Садитесь, садитесь.

Многие переглянулись, мелькнули ухмылки на кривых ртах и в грязных бородах. Уселись они гораздо быстрей и охотней, чем поднимались.

Дождавшись, когда усядутся все, я со всё той же улыбкой сообщил:

— Будем тренировать приветствие.

Через миг толкнул из тела полукольцо духовной силы, сметая ей и младших, и их костры, сдирая даже пыль и землю у них из-под ног.

Бывший орденец, которого моя сила обогнула, радостно оскалился:

— Встать! Приветствовать главу!

Кто-то послушался, кто-то зло пялился с земли, не собираясь слушаться, кто-то беспомощно барахтался на земле, словно перевёрнутый жук.

Я выждал три вдоха, а затем вновь толкнул духовную силу, сметая и вставших, и не поднявшихся.

Рядом рыкнул бывший орденец:

— Встать, приветствовать главу!

Я тоже добавил немного веселья в урок:

— Будем тренироваться до тех пор, пока не научитесь выполнять приветствие старшим так, как должно.

Снова раздался крик, и снова совсем не того, на кого мне