Они изможденно брели к тому дому, что стоял в конце длинной земляной тропы, обсаженной оливами. Никаких звериных звуков вокруг – и ощущение после каждого шага, что это строение давным-давно бросили.

Орест уселся в тени, стражники обошли дом, и один воскликнул, завидев у дома колодец. Орест разглядел, что дом в неплохом состоянии. Стражники толкнули дверь и вошли.

Внезапно изнутри долетел звук – ломали деревянное, закричала женщина, послышался громкий мужской голос, а затем стражники стали выкрикивать кому-то приказы: чтоб выходили вон и встали у дома. Орест поднялся, и тут из дверей дома показалась пара, потрепанная, испуганная, оба одновременно говорили со стражниками. Один из них велел паре молчать, второй вернулся в дом и вышел обратно с громадным глиняным кувшином и чашкой. Вручил чашку мужчине, велел наполнить ее из кувшина и выпить.

Мужчина пил, а Оресту сделалось плохо, желудок скрутило. Он попытался не двигаться, но пришлось уйти за куст подальше от всех – его вырвало. Вернувшись, он хотел только воды. Подался к кувшину, однако стражник велел ему ждать, сурово сказал, что, если там яд, надо дать время, чтобы подействовал. Будут сидеть и ждать и, если все будет хорошо, попьют из кувшина. Но не раньше.

Женщина и мужчина стояли, вперившись в землю, двое стражников, устроившись в тени, ждали. Орест сел на пороге. Хотя никто не разговаривал, было понятно, что пара, найденная в этом доме, напугана – мужчина переполошился не меньше женщины. Орест задумался, была ли впрямь та вода отравлена и ждут ли эти двое, когда яд подействует.

В конце концов, раз вода не отравила мужчину, двое охранников принялись пить, чашку за чашкой, так жадно, что Оресту хотелось спросить, не забыли ли они про него. Теперь, когда вода была под рукой, он усомнился, хватит ли ее. Когда один из стражников показал ему знаком, что можно, Орест тут же пошел к кувшину. Ему оставили две чашки. Выпив вторую, Орест наклонил кувшин, добыл все до последней капли.

Допив, он огляделся и увидел, что один из стражников смотрит в колодец. Затем тот поманил мужчину к себе и приказал достать из колодца еще воды. Может, подумал Орест, им удастся забрать воду с собой – или, скажем, провести вечер в доме, или даже день-другой. Как бы то ни было, им нужно больше воды. Человек встал у колодца, привязал к кувшину веревку и опустил его; остальные смотрели. Орест заметил, что женщина еще больше встревожилась. Руки прижала к бокам, но взгляд ее сновал между стражниками и ее домом.

Когда кувшин показался, стражник, который Оресту не нравился, вручил мужчине чашку и велел пить. Мужчина гордо взглянул на него, словно это он владел положением. Помолчал. Затем поглядел на жену. В тот миг, когда все они сосредоточились на мужчине и на кувшине, из дома выбежали несколько детей, мать закричала им, велела быстрей убегать. Их было четверо – трое мальчишек и девочка. Двоим мальчишкам и девочке удалось удрать, прежде чем стражники смогли броситься вслед, но самого младшего ребенка – Орест решил, что ему четыре или пять, – поймали, притащили обратно и поставили рядом с матерью. Он громко ревел, слов Орест разобрать не смог, стражники же вернулись и встали у колодца.

Орест тоже заплакал. Подумал, может, и ему убежать вслед за детьми, поглядеть, далеко ли они удрали. Он мог бы, наверное, им объяснить, кто он такой и откуда пришел.

– Пей воду, – услышал Орест, это стражник велел мужчине.

Орест видел, как мужчина помедлил и глянул на жену.

– Кто-то из вас будет пить, – сказал стражник, подошел и схватил мальчишку. – Пусть ребенок пьет, если сам боишься, – продолжил он.

Мать расплакалась и забрала мальчика от колодца.

– Пей! – сказал стражник. – Целую чашку, при мне. Наливай и пей.

Но человек не наполнял чашку, которую держал в руке. Глядел вдаль, словно оттуда могла прийти помощь – или что-то могло случиться. Выпрямился во весь рост, а лицо его сделалось напряженным, суровым. Они с женой поглядели друг на друга, жена вскинула ребенка на руки и держала его высоко.

– Если не станешь пить, – сказал стражник, – я возьму твоего мальца и залью ему чашку этой воды в глотку.

Мужчина, казалось, крепко задумался. Даже ребенок притих. С достоинством на лице мужчина наполнил чашку. Подержал в руке, вздохнул и выпил залпом. Проделав это, подошел к жене и ребенку, потрепал мальчика по волосам, погладил жену по голове. Другой рукой взял жену за руку.

Затем неторопливо отстранился от женщины и от ребенка и принялся кашлять. Поначалу звук был негромким, но вскоре в нем послышался больший надрыв, мужчина вскинул руки к горлу, словно давился. А следом, когда боль, похоже, усилилась, пал на колени. Хватал воздух ртом, выкликал слова. Его жена, все еще с ребенком на руках, запела. Орест никогда не слыхал такого голоса. Во дворце пели слуги, их песни – счастливые, и даже в другие разы, когда слышал он пение, всегда пели хором, а не женщина в одиночку.

Голос взмывал, в нем была мольба. Орест понимал, что она обращена к богам.

Мужчина вопил от боли; все его тело содрогалось на земле, руки – у горла, словно он пытался вытолкнуть яд из гортани в рот, выдавить прочь.

Он попытался встать, изо рта показалась черная кровь, закапала в пыль. Глаза у него закатились, а боль, казалось, сместилась из горла в желудок. Какое-то время Орест с ужасом наблюдал, как мужчина хватается за живот и ревет от боли. Но следом у него изо рта забулькала пена. Мужчина подался к жене, та продолжала петь, держа ребенка, тот смирно сидел у нее на руках. Мужчина притих, а затем повернулся и лег на спину – так, чтобы обеими руками крепко взять жену за щиколотки.

Оба стражника пялились на эту сцену. Глаза у мужчины остались открытыми, так же и рот, но не доносилось ни звука – ни от него, ни от его жены. Песня закончилась, и Орест понял, что мужчина умер. Один из стражников позвал Ореста в дом. В главной комнате была фальшивая стенка из дерева, а за ней – лежанки и стол.

Они забрали всю еду, какую смогли, – хлеб, сыр и немного вяленого мяса. Нашли еще один кувшин воды, но стражник покачал головой, и даже Орест, пусть и ощущал жажду сильнее, чем та, что была с ним, пока они шли, к воде не притронулся. Они вышли из дома и двинулись по тропе обратно к дороге, а женщина осталась стоять с ребенком на руках, на земле перед ней – мертвый мужчина.

Орест со стражниками шли долго-долго и лишь потом остановились. Сели молча, развернули завязанную узлом тряпицу с едой. И хотя Орест страшно проголодался, его скорее мутило, чем тянуло к еде. Без питья добыча из того дома казалась заветренной и сухой. Орест наблюдал, как стражники отщипывают от хлеба, пытаются есть. Никто не притронулся ни к сыру, ни к вяленому мясу. В конце концов завернули еду и пошли опять, пока не выбрали место для отдыха на ночь, под сенью деревьев.

Назавтра добрались до глубокого быстрого ручья, оглядели его нерешительно, а затем один стражник сказал, что, если не напиться здесь, они умрут от жажды. Напившись, стражники искупались. И хотя звали Ореста с собой, снимать одежду при них он не пожелал. Наблюдал, как они резвятся в воде, и раздумывал, нет ли поблизости места, куда можно удрать и спрятаться, но понимал, что стражники не спускают с него глаз ни на миг, и не сомневался, что его поймают, если попытается улизнуть.