Как оказалось, к этому времени дежурный по отделению успел уже отзвонить в МУР и среагировал на новый звонок сыщика мгновенно. Без всяких проволочек он продиктовал номер домашнего телефона участкового и пожелал коллеге успехов в его поисках.

— Спасибо, командир, — поблагодарил его Громов, а про себя с удовлетворением подумал, что пока еще работают на «земле» такие люди, дела в милиции не совсем плохи.

Между тем на его звонок по домашнему телефону участкового никто не отреагировал. Громов три раза набирал номер, однако результат каждый раз был одинаков — длинные гудки. Судя по всему, хозяева в квартире отсутствовали. Поняв, что все его старания напрасны, Громов наконец покинул кухню.

Когда он вернулся в комнату, старик сидел на том же месте — за столом — и держал в руках несколько фотографий. Услышав за спиной шаги, он обернулся и протянул гостю два снимка. На обоих был изображен симпатичный молодой человек в майке московского «Спартака» прошлых лет — широкая полоса на груди, эмблема-ромб в правом углу. Громов несколько секунд повертел в руках фотографии, после чего одну из них вернул хозяину, а другую оставил себе.

— Эту фотографию, с вашего позволения, я возьму. Правда, сомневаюсь, что с возвратом.

— Насчет возврата можете не волноваться, — ответил старик. — Она же необходима вам для дела. Мне было бы обидно, если бы вы выбросили ее в мусорное ведро.

— Об этом даже речи быть не может, — заверил старика Громов. — Вашими стараниями, Павел Семенович, с сегодняшнего дня армия спартаковских болельщиков пополнилась еще одним человеком — мной.

Судя по улыбке, которая тронула губы старика, последняя фраза гостя его обрадовала. С этой улыбкой старик встал из-за стола, чтобы проводить Громова до дверей. Однако уже в коридоре гость внезапно остановился и задал старику неожиданный вопрос:

— Рискуя показаться странным, хочу спросить вас, Павел Семенович: нет ли в вашем богатом архиве фотографии Джавахарлала Неру?

Как и ожидалось, вопрос застал старика врасплох: его брови поползли вверх, нижняя челюсть слегка отвисла. Наконец он пришел в себя и спросил:

— Насколько я знаю, Неру уже более тридцати лет как в могиле. Неужели он тоже проходит у вас как свидетель?

— Ни в коем случае. Просто один из моих начальников питает к бывшему премьер-министру Индии тайную симпатию. Вот я и хочу порадовать его фотографией кумира.

— Должен вас огорчить, Кирилл Андреевич, но фотографии Неру в моем архиве нет. Единственное, чем могу вам помочь, — портрет Индиры Ганди, который моя дочь привезла из Дели.

Громов на секунду задумался, после чего попросил у старика разрешения взглянуть на портрет покойной индийской премьерши. Он, конечно, ни в коем случае не предполагал, что она тоже может быть в неглиже, как его настенная куртизанка, но взглянуть на качество фотографии ему было необходимо. Когда старик через пару минут вернулся в коридор и показал гостю искомый портрет, Громов не смог сдержать возгласа одобрения. Несмотря на то что фотография Индиры Ганди была черно-белой, она была достаточно внушительных размеров и выполнена в классическом ключе — нечто подобное могли ежегодно лицезреть когда-то советские граждане на первомайских демонстрациях. Это было именно то, о чем Громов втайне и мечтал. Ввиду того, что портрет пылился в архиве старика вот уже более десяти лет, тот без малейшего сожаления отдал его в руки гостя.

— Я буду только рад, если эта фотография придется по душе вашему начальству, — такими словами сопроводил старик свой подарок.

Громов счел за благо промолчать. Но про себя подумал: «Не знаю, как моему начальству, но завтрашним гостям этот портрет наверняка понравится. Как говорится: Россия — Индия, бхай-бхай!»

Сегодня бомж Василий Харин мог праздновать победу — он получил деньги за несколько килограммов цветного лома, сданного в пункт приема, и теперь был на седьмом небе от счастья. Конечно, для кого-то, может быть, сумма эта не ахти какая, однако для человека, привыкшего лазать по помойкам в поисках куска хлеба, она значила многое. Во всяком случае, ее обладателю на несколько дней можно было забыть о чувстве голода и набить желудок хотя бы тем же китайским супом быстрого приготовления. Мысленно представив себе, с каким удовольствием он проглотит несколько упаковок этого супа, Харин наконец запихнул деньги поглубже в карман брюк и вышел из пункта приема на улицу.

Электронные часы, установленные над входом в здание проектного института, находившегося рядом, показывали восемнадцать ноль-ноль. Рабочий день завершался, и вот уже из-за стеклянных дверей института на улицу стали выходить первые торопившиеся домой сотрудники. Они проходили мимо стоявшего на перекрестке Харина и шли к автобусной остановке. Прежде чем завтра утром они вновь войдут в двери своего учреждения, каждому из них предстоит провести несколько насыщенных часов в кругу семьи. Впереди их ждет полный набор маленьких человеческих радостей: домашние тапочки, горячий ужин, телевизор, теплая постель. Короче, все то, что вот уже более двух лет Харину грезится только в мечтах.

Между тем по большому счету он имел одно несомненное преимущество перед большинством своих собратьев по несчастью. Ведь Харин, еще будучи полноценным членом общества, страдал дромоманией — непреодолимой тягой к странствиям, когда человек не может долго жить на одном месте. Он ведь и в моряки подался именно по этой причине. Поэтому большая часть тягостей, свалившихся на него в пору его бичевания, не стала для него катастрофой, что позволило ему не только выжить, но и более-менее сносно адаптироваться в этой среде. Несмотря на двухлетнее пребывание на самом дне общества, Харин сумел сохранить в себе многие из качеств, присущих нормальному человеку: он не спился, не скурвился, не деградировал психически. Однако в последнее время он стал явственно ощущать, что ему становится все труднее держаться на прежнем уровне. Дно жизни все сильнее засасывало его, и сил сопротивляться этому у него оставалось все меньше и меньше.

Особенно сильно в последнее время его стали угнетать мысли о том, что путей обратно, в полноценное общество, у него практически не осталось. Ситуация в стране складывалась таким образом, что властям не хватало сил и средств обеспечить нормальную жизнь миллионам полноценных россиян и надеяться на то, что у них дойдут руки до бомжей, было в высшей степени наивно. С недавних пор в стране негласно действовал закон «выживает сильнейший», и даже на самом дне общества место под солнцем приходилось отвоевывать силой. Бомжи вели настоящие войны друг с другом за каждый отхожий промысел — будь то сбор пустых бутылок, продажа старого барахла или цветного металла.

Последний промысел Харин открыл для себя совсем недавно. Месяц назад он познакомился на чердаке одного из домов возле трех вокзалов с бомжем по кличке Лабух. Их взаимная симпатия друг к другу началась вроде бы с пустяка. В день их знакомства Харин первым облюбовал себе тот чердак и, готовясь к ночевке, собрал в подъезде все тряпки и коврики, лежавшие возле дверей. Лабуху ковриков не досталось, и он собирался заночевать на рваных газетах. И тогда Харин пожалел своего собрата по несчастью и выделил ему «с барского плеча» целых три коврика. Этот благородный жест произвел на Лабуха сильное впечатление. Он так расчувствовался, что предложил Харину участвовать в совместном бизнесе — воровать по ночам на железной дороге медный контактный провод. Для несведущих стоит пояснить.