Открыв глаза, Эвелин поддернула рукава жакета и вернулась к документам. Закончив читать и захлопнув папку, она некоторое время просидела, устремив невидящий взор в стену отеля.

Филип пришел к тем же выводам, что и она: возможное стремление к сексуальному насилию, возможное желание «спасти» своих жертв.

Но как определить, какой именно из этих мотивов руководит преступником? И как добраться до него прежде, чем погибнет Бриттани?

В старом списке подозреваемых был только один человек, не уезжавший из штата ни разу за последние восемнадцать лет и не полностью избавленный от подозрений. Но он не во всем соответствовал профайлу. И все же, наряду с Уолтером Уиггинсом, с которым пока не удалось поговорить, это был самый вероятный кандидат на роль Массовика-затейника среди тех, кто попал в поле зрения полиции. Карли сказала, что агенты из КБРПД его еще не опрашивали, поскольку ему присвоен далеко не высший приоритет. Томас сообщил, что единственный свободный офицер, оставшийся в участке, – Джек Баллок. В итоге, не теряя времени, Эвелин и Джек отправились в соседний городок Трейтон.

С начала пути Джек не затыкался, обстреливая ее вопросами.

– Если нашим главным подозреваемым внезапно стал Дарнел Конвей, означает ли это, что мы должны выбросить ваш профайл в мусорку? – Он говорил обыденным, ровным тоном, руки спокойно лежали на руле патрульной машины, но сама формулировка таила злорадство и насмешку.

– Вы ведь озаботились прочитать дело Шарлотты Новак? – Эвелин даже не смотрела в его сторону. – Значит, должны понимать, почему я хочу побеседовать с Конвеем.

– А профайл…

– Допускает варианты и отклонения. В профайле не может быть никаких конкретных деталей, это основа, общее представление, которым нужно руководствоваться.

– Какое-то очень уж общее…

Она повернулась на пассажирском сиденье, чтобы взглянуть Джеку в лицо.

– Дело об убийстве дочери Кики Новак, любовницы Конвея, так и не раскрыто. Но после расследования, зашедшего в тупик, Конвей и Новак переехали из своего штата сюда. Знаете, сколько лет должно было исполниться Шарлотте восемнадцать лет назад, когда произошли первые похищения?

Джек, насмешливо посматривавший на нее, резко посерьезнел.

– Да ладно!..

Эвелин кивнула:

– Двенадцать, если бы она в то время была жива. Столько же было первым трем жертвам Массовика-затейника.

– Тогда почему федералы, ваши спецы, которые собаку съели на таких делах, не прижучили этого парня сразу же?

Эвелин пожала плечами:

– Его не арестовывали по делу Шарлотты. Он был всего лишь подозреваемым. У полицейских не хватило улик, чтобы предъявить обвинение. Возможно, он и невиновен. Других криминальных историй в прошлом Конвея нет, и гибель Шарлотты была единственной причиной его внесения в список подозреваемых в похищениях восемнадцать лет назад. Возможно, ему просто повезло.

– Ага, повезло так повезло. А почему им в то время вообще заинтересовались?

– Вероятно, он участвовал в поисках пропавших девочек, и профайлеру что-то не понравилось в его поведении.

Я доверяю профессиональному чутью коллег. Так или иначе, профайлер тогда навел справки о Дарнеле Конвее, и мне тоже нужно на него взглянуть – посмотреть, как он будет реагировать на мои вопросы.

– А если он и есть похититель? Вы говорили, что с Уиггинсом нужно быть поосторожнее, чтобы тот не запаниковал и не убил Бриттани, если она у него. К Конвею это, выходит, не относится?

Эвелин откинулась затылком на подголовник. Она ужасно устала за день, и особенно во время беспорядков вокруг участка; в ушах до сих пор звучали крики толпы. Бросила взгляд на часы – прошли почти сутки со времени исчезновения Бриттани – и закрыла глаза. Отвечая на вопрос Джека, она постаралась говорить бесстрастно, но сама услышала дрожь в своем голосе.

– Если Дарнел Конвей убил дочь своей подруги, он сделал это в первые часы пребывания с девочкой наедине. Если похититель – Уолтер Уиггинс, он действует по-другому: поначалу стремится успокоить жертву, сделать так, чтобы она чувствовала себя с ним комфортно. Ему нужно вовлечь ее в свою игру – это часть его фантазий.

– О'кей. Но Конвея, так же как и Уиггинса…

– Да. Конвея наверняка тоже заметили бы на Хай-стрит. Но мне нужно убедиться, что он не заслуживает подозрений. Информации об этом человеке в старых делах мне недостаточно. Я должна смотреть ему в лицо, когда буду задавать вопросы.

Джек бросил на нее задумчивый взгляд и сосредоточился на дороге. Они как раз въехали на мост, отделявший Роуз-Бей от Трейтона. Вода плескалась в пятидесяти футах под ними и казалась спокойной, совсем безмятежной в угасавшем свете дня.

Память неожиданно вернула Эвелин в ту ночь, когда она впервые попала в Роуз-Бей. Ей было десять лет. Дедушка вез ее по этому мосту в своей машине. В салоне трудно дышалось от жары, но Эвелин не жаловалась – она была босая и в старенькой, заношенной пижаме, так что душная ночь оказалась очень кстати. Дедушка изо всех сил старался не показывать ей свое негодование, горечь и чувство вины, ласково обнимал за плечи загорелой рукой и обещал, что никогда не отдаст ее обратно матери, что теперь она будет жить с ним и с бабушкой, они станут заботиться о ней и защищать.

Эвелин никогда не чувствовала себя так уютно и безопасно, как в первые два года жизни в Роуз-Бей. А потом исчезла Касси. И окружающий мир снова стал непонятным и враждебным.

– … вы об этом подумали?!

– Простите?..

Джек с удивлением покосился на нее, и Эвелин поняла, что он говорит по мобильному телефону. Погрузившись в свои мысли, она не услышала ни звонка, ни начала беседы.

– Ну так заставьте папашу впустить вас в дом!.. Отказывается? Может, ему есть что скрывать?.. О'кей, понял. До связи. – Отложив телефон, Джек отчитался: – Уиггинс пришел в себя. Его подлатали, но решили из больницы пока не выписывать. Общение с Марком Дугласом ему, конечно, не понравилось, но он не станет подавать жалобу. И слава богу. Защищать педофилов – не то, ради чего я пошел служить в полицию.

– Насколько я поняла, отец Уолтера не пускает полицейских в дом?

– Верно. Думаете, он знает о девочке?

Эвелин покачала головой:

– Вряд ли она там. Уиггинс-старший всегда защищал сына, но так далеко он не зайдет. Мне приходилось общаться с родителями педофилов. Многие из них до последнего отказываются верить, что их сын – преступник, даже если предъявить им доказательства. Но если Бриттани в доме Уиггинса-старшего, это делает его соучастником преступления. Вы, конечно, знаете этого человека лучше, чем я, но мне почему-то кажется, что он на такое не способен.

Джек кивнул:

– Согласен. Но у старика в последнее время нелады со здоровьем. Наверное, ему уже трудно ходить по лестницам, так что он может просто не знать о Бриттани. А если и знает, то не хочет верить.