Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведомый секундным порывом, он тянет Чонхо влево – в сторону невысоких кустов, где они с Сонёлем часто курили на перерывах. Думает, что тянет, потому что почти сразу они меняются местами и именно Чонхо обнимает его первым, едва спешащие на пару студенты пропадают с глаз. А Мингю думает, что все, конечная станция. Дальше уже некуда. В нем просто не хватит места на все эти чувства.
Кажется, он так думал и вчера.
Чуть сбоку подозрительно громко шуршат ветки, и они одновременно смотрят в сторону шума. Сонёль сидит на корточках с зажатой меж пальцев сигаретой, и из-под его руки торчит ветка. Поняв, что его присутствие раскрыто, он выдыхает дым, который, кажется, держал в себе секунд десять, и начинает надрывно кашлять.
Мингю давит в себе (которую по счету за сегодня?) улыбку и подходит к нему ближе. Достает из лежащей рядом на земле пачки сигарету и прикуривает с невозмутимым лицом. Чонхо смущенно смеется.
– Вы осквернили мои священные кусты, – выдает Сонёль, закончив выкашливать легкие; смотрит на них обоих через прищур.
– Ты их осквернил первым, устроив тут курилку, – отстреливает Мингю, выдыхая дым.
– Ладно, я пойду, – улыбается Чонхо и подходит к нему. Снимает капюшон с головы и приглаживает его волосы. Улыбается еще раз – одними глазами – и уходит, оставляя после себя воцарившееся неловкое молчание.
– Ты поэтому трубку не брал? – спрашивает Сонёль, докурив сигарету до фильтра.
– Мы проспали.
– А. Ясно.
Мингю немного напрягается, когда понимает, что ему избегают смотреть в глаза. И, честно говоря, то, что это именно Сонёль, заставляет насторожиться еще больше.
– Не думал, что вы… Ну, вот это. Я думал, ты все еще… Ну, то.
– Говори нормально. – Он тушит сигарету и смотрит на Сонёля до остервенения прямо, но тот лишь пожимает плечами:
– Это странно.
– Что странно?
– Не знаю, – уклоняется от ответа тот. – Нет, ты не подумай, меня это вообще никак не касается, но… Не знаю, – повторяет Сонёль, – это странно.
Сперва Мингю, признаться, хочет возмутиться, мол, а что ты заладил со своим «странно»? Хочет, но эта мысль так и остается всего лишь мыслью, а затем и вовсе обращается мыльным пузырем и громко лопается где-то внутри головы. Он не может злиться на Сонёля – не имеет права. Мингю для него – Мин. Мин, который Чонхо много лет был как младший брат. И если бы на его месте действительно был именно он, это, пожалуй, было бы странновато.
В аудиторию они заходят молча, и сначала Мингю кажется, что Сонёль сядет отдельно от него – хотя, казалось бы, какова причина? Тот выглядит хмурым и будто бы мрачнеет все больше с каждой секундой. Ломает свои брови под несуществующим углом, но все равно садится рядом, а Мингю с облегчением выдыхает. Юбин с Тэёном оба оборачиваются на них и яростно жестикулируют руками, а Мингю в ответ на их пантомиму только слабо улыбается и пожимает плечами. Ну да, проспал. С кем не бывает.
Они сидят точно рядом с окном. Он мало вслушивается в слова преподавателя, почти не смотрит на доску, сплошь исписанную формулами. Вместо этого Мингю во все глаза разглядывает пурпурное небо, по которому – он может поклясться – бегут волны. Он видит море. Бескрайнее и невообразимо глубокое. И такое красивое оно, море это. Почему он никогда этого не замечал?
От лавандовой бесконечности над головой все так же больно, но теперь почему-то и тепло. Настолько же ужасно в своей недостижимости, насколько и прекрасно. Как и все то, что он так хотел иметь в своей жизни.
(Хотел и получил.)
В горле немного першит, и Мингю отворачивается от окна, негромко кашляя в кулак. Першение усиливается, и он задерживает дыхание, пытаясь подавить новый спазм. Ничего не выходит – только слезы на глаза наворачиваются, – и он кашляет снова, чуть громче, чем до этого. Сонёль перестает писать в тетради и бросает в его сторону короткий взгляд. Мингю быстро-быстро моргает и кашляет, не открывая рта. Наверное, со стороны выглядит так, будто он сейчас задохнется.
– Ты в порядке?
Спазм сходит на нет, но перед этим заставляет Мингю кашлянуть в последний раз – оглушительно громко – точно в раскрытую ладонь. Он чуть сгибается при этом, но почти сразу выпрямляется, пряча руку под стол. Трет другой глаза и облегченно выдыхает.
– Поперхнулся, бывает.
Сонёль вздергивает брови и отворачивается, пробурчав что-то про воду в своем рюкзаке, а потом достает бутылку. Ставит ее на стол и переводит взгляд в сторону доски, а Мингю глядит вниз – на свою руку. Разжимает кулак так медленно, что успевает сто раз передумать за это время, но в итоге все равно смотрит на несколько смазанных пятен крови на пальцах. Горько усмехается.
(Получил и теперь расплачивается за это.)
Он засовывает руку в карман джинсов и как можно более незаметно вытирает ладонь изнутри, а потом все-таки прикладывается к бутылке с водой. Хваленого металлического привкуса на языке он не чувствует – может, совсем немного, – но не запить сухость во рту нельзя.
Мингю медленно закручивает крышку на бутылке, смотря прямо перед собой. Сначала головная боль, потом головокружения, затем кровотечение из носа. Теперь это. Ему не нужно напрягаться, чтобы установить прямую связь между всем этим. Ему не надо рисовать сложные схемы и строить теории с целью понять, почему это происходит и к чему может привести. Все ясно, как божий день.
Просто это не его мир. Мингю ему не принадлежит. И его отторгают как чужеродный организм.
Мингю не страшно почему-то. Он не боится падать в обморок каждый день, не боится захлебываться в своей крови. Может, даже умереть. Он не знает. Ему не страшно, ему – спокойно. От мысли, что он уже все решил для себя. От осознания, что, кажется, впервые в жизни он принял правильное решение. Все, чего он хочет сейчас, – быть рядом с Чонхо настолько долго, насколько сможет.
А еще вернуть Мина в этот мир. Способ есть – он уверен. И пусть придется перевернуть всю страну кверху дном, он не позволит второму себе подохнуть вот так. Быть может, они даже смогут узнать друг друга, побыть какое-то время рядом. Быть может, Мингю научит его курить, и они вместе будут сидеть на кухне, пока Чонхо в своей комнате готовится к очередному тесту. Быть может, они успеют снова съездить в коттеджный поселок