Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чонхо чувствует его целиком и полностью. Он чувствует то, что Мингю даже про себя подумать не успел. Это страшно – должно быть страшно. Но Мингю только кричать хочется – и отнюдь не от боли. Сонёль тискает бутылку дурацкой газировки, а он просто таращится на Чонхо так, словно прямо сейчас готов весь мир положить у его ног. И это так… непривычно.
Мингю переводит взгляд на Сонёля, рассматривает какое-то время его лицо: пряди красных волос, спадающие на лоб, короткие ресницы, прищуренные глаза и искривленный в ухмылке рот. Разглядывает и не может не улыбнуться грустно в ответ с едва слышным на губах:
– Что ты хочешь знать?
5
– Это все просто не имеет смысла, – повторяет Сонёль уже, кажется, в пятый раз.
Он вертится перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Чонхо стоит рядом у стены, устремив немного усталый взгляд в потолок. Мингю чувствует укол совести – не ему пришлось вещать последние минут пятнадцать без перерыва, ибо сам он стыдливо капитулировал, отдав предпочтение бутылке с сидром и лишь изредка вставляя свои комментарии. Между делом даже успевает отправить сообщение Тэёну всего с одним словом – «говнюк», на что в ответ получает стикер с плачущим котом.
– И тем не менее привет, – подает он голос, полулежа на кровати со спущенными на пол ногами, и поворачивает голову, глядя в затылок Сонёля. – Лучше не ищи во всем этом смысл, потому что его, скорее всего, просто нет.
Тот оборачивается, но в глаза смотрит Чонхо – не Мингю. Они молча говорят взглядами секунд пять, после чего Чонхо улыбается.
– О чем ты? – Сонёль плюхается на кровать. – Смысл есть у всего, что происходит. А уж у такого и подавно.
То ли небольшая доза градусов свою роль сыграла, то ли осознание, что его больше не обманывают в лицо, но от недавней злости Сонёля не осталось и следа. Не то чтобы Мингю мог похвалиться тем, что знает этого человека достаточно долго, но за все это время успел понять, что они слишком уж схожи в своей черте воспламеняться как чертова спичка по несколько раз на дню. Проблема в том, что мелкой деревяшки не хватает на то, чтобы долго гореть, и это ведет за собой стремительное затухание. И крошащуюся сажу на пальцах, которую только о штаны и вытереть. Забыть, как страшный сон.
– Давно ты… ну, догадался? – Мингю поднимается с кровати и садится рядом.
– Сказал же уже, что почти сразу. – Сонёль улыбается. – Но сначала списал все на твою внутреннюю драма квин. Точнее, не на твою, а… Черт, это сложно. – Он натянуто смеется. – В общем, думаю, ты и сам знаешь, что другой Мингю был сам не свой последнее время. Я решил, что это такие вот крутые изменения в человеке произошли. Но потом все так резко схлопнулось, и…
– Схлопнулось?
– Ну, посыпалось. Апогеем стало… – Сонёль замолкает и многозначительно проводит указательным пальцем черту в воздухе от Чонхо до Мингю и обратно несколько раз. – Вот это все.
Мингю решает не уточнять. Не спрашивать, имеет ли он в виду сегодняшнее или то, что было в загородном доме. Крылась ли главная причина в поведении Чонхо по отношению к нему или наоборот. Спрашивать нет смысла, потому что все и так ясно как божий день. Ему об этом говорили и Тэён, и Юбин. По-своему говорили и вроде как про разное, но исход все равно один.
Мингю хорошо разбирается в отношениях других людей, но если дело касается его самого, то это сразу как темный лес без единой тропинки под ногами. Это как тыкать пальцем в небо в попытке продырявить им верный ответ. И все равно ведь не попадешь туда, куда надо. А потом находится кто-то, кто хлопает по плечу со словами «Ну ты и дурак, глаза-то разуй».
– Ты молодец, – говорит Сонёль. – Я бы с места не сдвинулся, не разобравшись во всем от и до, а ты уже на следующий день сидел со мной в кустах курил. Иногда плыть по течению не так уж и плохо.
Доплавался, Мингю думает. Так доплавался, что уже и возвращаться не хочет. Только сейчас вдруг с головой начинает накрывать осознанием, что он успел пустить здесь корни, въелся ими в чужое место, сам того не хотя. Вокруг уже травка растет, цветочки цветут. И так не хочется землю ворошить, корни свои выдирая, кто бы знал. Получится ли?
Сонёль поднимает с пола скомканный скан старой фотографии зеркала, соскользнувший с покрывала, и разворачивает бумагу. Явно сам же ее и помял, а сейчас зачем-то разглаживает, рассматривая близко-близко, щуря глаза.
– А вы в курсе, что здесь другое зеркало?
– То есть как – другое? Это точно то же самое зеркало. – Чонхо выхватывает у него бумажку.
– Не, ты глянь внимательно. – Сонёль встает рядом с ним и тычет пальцем. – На этом зеркале стебли на раме в другую сторону заворачиваются. И птицы как будто меньше.
Мингю подрывается с кровати, заглядывает Чонхо через плечо. Ровно три секунды напряженно рассматривает зеркало на фотографии, переводит взгляд на то, что стоит в комнате. Обратно на фото. И думает, что не зря Юбин говорил, что Сонёль всегда подмечает те детали, которые от взглядов остальных чаще всего ускользают.
«Новый ты мне нравишься. Всегда бы так».
(Ненавистные черты для кого-то стали любимыми.)
(И этот кто-то разглядел за всей шелухой человека.)
(Самого настоящего.)
– В голове не укладывается, что мы сразу не заметили. Терлись ведь с этой фотографией постоянно, но… – Чонхо замирает у зеркала и поднимает лист, начиная сравнивать резной узор рамы более дотошно. – Они действительно разные. У нас другое зеркало. – Он оглядывается на Мингю. – Они похожи почти как две капли воды, но…
– Получается, что их два? Или, может, вообще несколько? – Сонёль проводит ладонью по стене рядом с рамой, а затем пытается ее подцепить пальцами. – Его можно снять? Или оно намертво прибито?
– Без понятия, мы ни разу не пробовали. Но зачем?
– А вдруг там сзади что-то написано? Типа «Оставь