Селяне еще долго вспоминали это расставание. Кто-то смеялся, про себя злорадствуя и завидуя: не побоялись на виду у всех признаться друг другу в любви, а ведь совсем еще дети! По сколько же им лет? Да по шестнадцать — вот стыд-то! А кто-то тихо вытирал слезы, понимая: в эти мгновения два юных сердца разорвались и начали кровоточить, и ничем хорошим это не закончится. Ничем…

До первого Сашиного письма Инночка ходила как чумная и ожила, встрепенулась, только когда увидела в почтовом ящике, к которому бегала по сто раз на день, конверт, облепленный иностранными марками.

«…Инночка, здесь все чужое. Учим с родителями немецкий язык, скоро должны получить жилье, а пока ютимся в бараке… Я скучаю по тебе и очень хочу, чтобы ты приехала, но мои родители пока не могут никого пригласить. Как только это станет возможным, я сразу же тебя вызову… Целую, обнимаю, люблю. Навсегда твой Саша».

Инна читала письмо сквозь слезы от начала до конца. Прочтет, прижмет к груди, будто Сашку обнимет, и снова читает, улыбаясь и медленно шевеля губами. Поплачет. Вытрет щеки ладонями и сядет ответ писать. Письма приходили довольно часто, чуть ли не раз в неделю, и она сотни раз зачитывала их отцу, а он изо всех сил изображал радость, понимая, что дети вряд ли еще увидятся. Со временем письма от Саши стали приходить все реже, а потом ручеек и вовсе иссяк, и в Инне что-то изменилось. Это произошло так быстро, что Рома испугался — от его прежней, счастливой и веселой дочурки мало что осталось: плечики опустились, голова поникла, взгляд потух. В когда-то резвых движениях появилась странная, старушечья медлительность, голос из звонкого, живого превратился в какой-то механический, будто не человек говорит, а робот, словно неживая она… Бывало, сядет Инночка во дворе на скамейку и сидит неподвижно, будто к чему-то внутри себя прислушивается. Рома подойдет, рядом пристроится, скажет: «Инночка, ну что ты, моя хорошая? У тебя все впереди, ты еще встретишь настоящую любовь». Хочет взять дочку за руку, а она ладонь пугливо отдернет, голову опустит и молчит…

Так прошло больше года, и вот на свадьбе у соседа Колька Сергиенко начал обхаживать Инночку. Девок было много, а он на нее глаз положил. Инночка его отшила, но Николай оказался невероятно упрямым: стал приезжать в село каждую субботу, чего раньше в помине не было, и останавливался у кого угодно, но только не у родной тетки. Ее он из жизни вычеркнул. Приедет и сидит с парнями на скамейке напротив дома Щербаков.

— Андреич, — шептали соседки, — может, пора помириться?

— Хватит изображать из себя Монтекки и Капулетти, — хмыкали особо продвинутые.

Но Рома ничего не изображал, потому что Инна в сторону Николая не смотрела, школу окончила с отличием и поступила в экономический институт.

— Поселишься у бабы Раи, — сказал ей Роман Андреевич, вертя в руках извещение из вуза.

— Зачем? — удивилась Инночка. — Я в общежитии буду жить.

— Нет, дочка. — Рома отрицательно мотнул головой. — Ты будешь жить у бабы Раи. Ей помощь нужна, она уже старенькая.

Тетку отца Инна как свою бабушку не воспринимала. Даже двоюродную. Видела ее редко, а когда встречалась с ней — боялась, потому что баба Рая отличалась строгостью. Для Раисы не существовало ласковых слов, объятий, поцелуев, наверное, поэтому она вышла замуж за Петра Ильича, начальника цеха завода самоходных шасси, такого же неулыбчивого и сухого вдовца, потерявшего жену и дочку после взрыва газового баллона на даче. Дачу Петр Ильич скоро восстановил и так же скоро женился на Рае, работавшей в цеху контролером, и забрал ее, тридцатишестилетнюю, из заводского общежития в трехкомнатную квартиру в центре города. Ему тогда было почти пятьдесят. Дети у них так и не родились, и Рая всю себя отдавала работе и мужу, с которым нянчилась, как с ребенком. Умер он во сне, сразу же после того, как отпраздновал свое восьмидесятилетие, Инна тогда была совсем крохой.

— Никакая она мне не бабушка, — буркнула девушка, но отец тут же сразил ее наповал невероятной новостью.

— Вот ты ее не любишь, а она хочет прописать тебя в своей квартире, чтобы тебе все осталось.

— Вот те на… — пролепетала Инна, и ее сердце радостно забилось.

В конце августа в ее паспорте уже красовался штамп о новой прописке, и подружки, ставшие студентками и ютящиеся по общежитиям, как-то вдруг перестали с ней общаться — позавидовали. А Роме было хорошо и спокойно — дочка под присмотром. И еще он взял с нее обещание до окончания института замуж не выходить.

Пока Инна осваивала азы экономики, Коля взял себе за правило приходить к ней в институт. Видимо, он носил в кармане расписание ее занятий: как только Инна выбежит на улицу, он уже тут как тут, с букетиком. Инночка дала ему номер своего телефона, и он звонил каждый вечер, чтобы рассказать о прожитом дне, о милицейских буднях, и пожелать девушке спокойной ночи. Потом начались свидания, походы в кафе… И что прикажете делать девичьему сердцу? Вот так и получилось, что на третьем курсе Инночка забеременела.

— Не вовремя… — пробормотал Коля, откинувшись на подушку.

Он учился всего-то на третьем курсе юридического (заочно) и еще только планировал встать в очередь на государственную квартиру и вступить в коммунистическую партию. В общем, Николай был не готов к такому серьезному повороту в жизни, но Инну любил.

Девушка испуганно заморгала:

— Что же делать?

— Что делать? Ну… Думаю, как-нибудь справимся. — Николай улыбнулся.

— Конечно справимся! — радостно воскликнула Инночка.

— Оно-то так, но где мы будем жить? Я, знаешь ли, не верю, что когда-нибудь получу квартиру от государства. Тетка Нинка меня кинула, так что кооператива мне не видать, как собственных ушей, а жить с женой и ребенком в милицейской общаге… — Он развел руками. — Кухня общая, туалет один на восемь человек…

Инна приподнялась на локте:

— А зачем нам здесь жить? Поселимся у Раисы.

— Ты уверена, что она не будет возражать? Ребенок в доме — это, знаешь ли, шум и хлопоты.

— Об этом не беспокойся, я с ней поговорю. Ну, конечно, если она нам откажет, придется поселиться тут. — Инна не сводила с Николая широко распахнутых, счастливых глаз. — Главное, что мы любим друг друга, — прошептала она и грациозно опустила голову любимому на грудь.

Она не ждала, что он скажет «я тебя люблю» — Николай этих слов так ни разу и не произнес. Ничего удивительного — девчонки рассказывали, что из большинства парней это признание и клещами не вытянешь. А одна девчонка поведала, что когда прижала парня к стенке, мол, не скажешь «люблю», не буду с тобой встречаться, он долго топтался, пыхтел и наконец выдал: «Мы это… кажется, любим друг друга…»

— Ладно, поговори, а если старуха не согласится, я подключу кого нужно, и она все сделает, как мы скажем. — Николай ухмыльнулся, и эта ухмылка не понравилась Инне.

— Что ты, Коля! — Девушка нахмурилась. — Ты на что намекаешь?