Выехав на шоссе, он влился в субботний поток автомобилей, наслаждаясь плавным ускорением мощной машины. Он помнил, как странно чувствовал себя в тот вечер, когда они впервые встретились. Сначала он минут пятнадцать, а может быть, и дольше думал, что это какая-то кошмарная ошибка, что в «Эдеме», возможно, перепутали его фамилию с кем-то другим. Во время последней беседы его предупредили, что подобная реакция встречается часто, но это не помогло. Первую половину свидания он лишь смотрел на сидящую с ним за столиком женщину, которая выглядела вовсе не так, как он ожидал, и размышлял, насколько быстро ему удастся вернуть те двадцать пять тысяч, которые он заплатил за эту безумную идею.

Но внезапно между ними что-то произошло. Даже сейчас, сколько бы они с Линн ни шутили по этому поводу в последующие месяцы, он не мог сказать, что это было. Что-то захватило его. За ужином он совершенно неожиданным для себя образом выяснил их общие интересы, вкусы, увлечения и антипатии. Еще более интригующими оказались их различия — оба как будто неким образом дополняли друг друга. Он всегда был слаб в иностранных языках, она же свободно владела французским и испанским. Линн объяснила ему, почему практическое применение языка намного естественнее зубрежки учебника. Всю вторую половину ужина она говорила исключительно по-французски, и к тому времени, как ему принесли крем-брюле, он удивился, сколь многое он понимает. На втором свидании он узнал, что Линн боится летать; будучи пилотом и совладельцем частного самолета, он объяснил ей, как преодолеть этот страх, и предложил попытаться сделать это, поднявшись в воздух вместе на его «сессне».

Он сменил полосу, улыбнувшись самому себе. Попытки объясниться были неуклюжими, и он прекрасно понимал это. Их личности, судя по всему, дополняли друг друга слишком замысловатым образом, чтобы это подлежало описанию. Он мог лишь сравнивать ее с другими женщинами, которых знал. Настоящее и фундаментальное различие заключалось в том, что они были вместе уже два года, и тем не менее предстоящая встреча столь возбуждала его, будто он только что влюбился.

Он вовсе не был образцом совершенства. Проведенное в «Эдеме» обследование чересчур ясно показало все его недостатки. Он бывал раздражителен, заносчив и так далее. Впрочем, рядом с Линн он во многом изменился. Он научился от нее спокойной уверенности в себе, терпению. А она что-то взяла от него. Когда они познакомились, Линн была застенчивой и слегка замкнутой, но с тех пор ее робость во многом прошла. Она и сейчас бывала молчалива — например, в последние дни, — но никто, кроме него самого, не замечал этого.

Больше всего его беспокоил секс, хотя, обращаясь в «Эдем», он никогда бы в том не признался. Он уже был далеко не юн и достаточно опытен, так что постельные марафоны уже не были для него так важны, как когда-то. Он ни в коей мере не был кандидатом на «виагру», но обнаружил, что теперь ему приходится одаривать женщину более глубокими чувствами, чтобы это действовало на него самого. Именно в том заключалась проблема с предыдущей партнершей, которая была на пятнадцать лет младше его, и ее сексуальные аппетиты, которые наверняка бы радовали его, будь он юным жеребцом, оказались несколько устрашающими.

С Линн подобных проблем не существовало. Она была такой терпеливой и любящей женщиной — а ее тело столь чудесно реагировало на его прикосновения, — что секс с ней был лучшим в его жизни. И, как все остальное в их супружестве, со временем становился еще лучше. При мысли о приближающейся годовщине свадьбы он ощутил легкую дрожь нарастающего желания. Они собирались отметить семейный праздник в Канаде, на берегу Ниагарского водопада, где провели медовый месяц. «Еще несколько дней, и все», — подумал Коннелли, сбавляя скорость перед съездом с шоссе. Если что-то и беспокоит Линн, то водяная дымка Девы Туманов быстро развеет и прогонит любые опасения.

Без пяти девять воскресным утром Кристофер Лэш вошел через вращающуюся дверь в вестибюль корпорации «Эдем», окруженный десятками полных надежд клиентов. Был прохладный осенний день, и стены из розового гранита блестели в лучах солнца. Сегодня он оставил сумку дома. Кроме бумажника и ключей от машины, в кармане Лэша лежала только полученная во время последней встречи с Мочли карточка с короткой надписью: «Обслуживание кандидата, 9.00, воскресенье».

Идя в сторону эскалатора, Лэш мысленно повторил правила поведения перед тестом, которым научился десять с лишним лет назад в академии: «Хорошенько выспись. Съешь завтрак, богатый белком, но не сахаром. Никакого алкоголя и наркотиков. Не паникуй».

«Три условия я так и не выполнил», — подумал он. Он устал, и хотя по пути выпил большую чашку кофе в «Старбаксе», ему хотелось еще. И хотя до паники было далеко, он чувствовал, что волнуется. «Это нормально, — сказал он сам себе. — Легкое нервное напряжение лишь улучшает концентрацию внимания». Тем не менее он вспомнил, что говорил тот мужчина на встрече выпускников, которую наблюдал Лэш: «Если бы я знал, что меня ждет, неизвестно, хватило бы мне смелости, чтобы пройти тесты. Это был тяжелый день».

У самого эскалатора он отбросил эти мысли. Удивительно: спрос на услуги «Эдема» настолько велик, что фирме приходится обслуживать клиентов семь дней в неделю. Шагнув на ступеньку, он с любопытством взглянул на людей, едущих наверх по соседнему эскалатору, слева. Что творилось в голове Льюиса Торпа, когда он поднимался по этой лестнице? Джона Уилнера? Были ли они возбуждены? Взволнованы? Испуганы?

На соседнем эскалаторе он заметил двоих — мужчину средних лет и молодую женщину, которых разделяло несколько человек. Оба многозначительно посмотрели друг на друга. Незнакомец едва заметно кивнул, а женщина отвела взгляд. Лэш вспомнил слова президента о незаметной, но вездесущей охране. Неужели некоторые из клиентов на самом деле сотрудники «Эдема»?

Поднявшись наверх, Лэш прошел под широкой аркой и двинулся по коридору, увешанному плакатами с изображениями улыбающихся пар. Едва видимые линии на полу делили его на ряд широких полос, идущих вдоль коридора. В результате кандидаты — по собственной воле или незаметно направляемые — не толпились и двигались рядом друг с другом. В конце каждой дорожки находилась дверь, перед которой стоял техник в белом халате. Лэша ожидал высокий худой мужчина лет тридцати.

Он кивнул и открыл дверь.

— Прошу.

Лэш увидел, что другие техники делают то же самое, и вошел.

Внутри тянулся еще один коридор, очень узкий и нестерпимо белый. Техник закрыл дверь, после чего повел его по светлому туннелю, который после просторного вестибюля и широкого коридора казался невыносимо тесным. Следом за техником Лэш дошел до небольшого прямоугольного помещения, внутри которого не было ничего, кроме шести одинаковых дверей с маленькими считывателями для карточек вместо ручек. Одну из дверей с противоположной стороны помещения украшала табличка с обозначением туалета.

Техник повернулся к нему.

— Доктор Лэш, меня зовут Роберт Фогель. Рад приветствовать вас в «Эдеме».