– Мне нужно было снова вас увидеть, – выдохнула она тихо, и Клаусу сперва даже показалось, что он ослышался. Потом Вивианн подняла голову, серьезно посмотрела на него, и он понял, что не ошибся. – Я думала, что знала, каков вы, еще до нашей встречи, Никлаус Микаэльсон, – сказала она, – но из каждого нашего разговора я узнаю что-то новое. В вас есть глубина, и страсть, конечно, и своего рода честь, которую я не ожидала обнаружить. С каждым разом, когда я вижу вас, меня тянет к вам все сильнее, но нам никогда не быть вместе. Сейчас, узнав вас чуть лучше, я чувствую, что должна сказать вам это сама, прямо в лицо. Я попросила вас сегодня о встрече, чтобы убедить: вы должны отпустить меня.

Клаус обнаружил вдруг, что растерял все слова, и поэтому поцеловал ее вместо ответа. Его губы крепко прижались к теплым губам Вивианн, а его ладони нежно обхватили ее затылок. Она поцеловала его в ответ, неуверенно, но страстно, а потом отстранилась и опустила темную головку ему на грудь. Клаус чувствовал, как бьется ее сердце. Он мог бы простоять так весь остаток ночи, если бы она согласилась.

– Никлаус, я помолвлена, – напомнила Вивианн. Ее голос звучал несколько невнятно из-за воротника его сорочки, но его чуткий слух уловил, что она говорит растерянно и нерешительно. Потом она выпрямилась и провела рукой по лицу, словно желая стереть с него саму память о Клаусе. – Мне хотелось бы, чтобы все, о чем вы говорили тогда ночью, сбылось, но моя помолвка зашла уже слишком далеко. Я дала обещание и сделала это по доброй воле. У меня есть возможность принести людям вечный мир, а если я сейчас отступлюсь, начнется бойня. Сотни смертей с каждой стороны, и все из-за меня. Потому что я проявила слабость и потому что поставила собственные эгоистичные желания превыше жизней всех, кого я люблю.

Клауса встревожило, что она использует прошедшее время, говоря о нем, но у него не было чувства, что потеряна всякая надежда.

– Сегодня ночью нет нужды ничего решать, – мягко, но убедительно сказал он. – Вы еще не замужем, и у вас есть время на размышления.

– Дело не только в этом. – Вивианн не смотрела ему в глаза, и Клаус почувствовал укол страха. Почему она сказала о возможности принести людям вечный мир? Что именно она имеет в виду? Кажется, дело не в простом акте бракосочетания. Тут было что-то еще, что-то, о чем ему нужно было узнать.

– Расскажите мне, – настойчиво произнес он и ощутил ее дрожь.

– Они хотят изменить меня, – прошептала Вивианн. – Наварро. Они говорят, что меня воспитали ведьмой, поэтому я должна теперь в равной мере стать оборотнем.

Конечно же, они этого хотят. Клаус немедленно все понял. Если они разбудят таящегося внутри Вивианн волка, тогда в этом альянсе несомненно возобладают оборотни. Вивианн действительно застряла меж двух миров и выходит за человека, который принадлежит только одному из них.

– И они не хотят, чтобы вы рассказали об этом кому-то еще, – предположил Клаус.

Вивианн слегка кивнула в ответ и уставилась над его плечом на дом. Она понимала, что с этим требованием что-то не так, несмотря даже на свое горячее желание верить, что ни одна из семей не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое. Ведь она была молода и, при всем своем уме, наивна. Пока ей было не понять, насколько уязвимой делала ее эта наивность, и поэтому Клаус готов был разорвать глотку всякому, кто попробует этим воспользоваться.

– В договоренность входит, – призналась она, запинаясь, – что никто не станет просить меня… что мне не придется…

Ведьмы были мудры, но, похоже, в этот раз их мудрость не помогла. Оборотни не были заинтересованы в договоре как таковом, они собирались использовать его, чтобы стать хозяевами положения.

– Что вам не придется убивать людей и становиться в полной мере оборотнем, – сурово закончил он, ожидая, чтобы она до конца прочувствовала всю серьезность обсуждаемого вопроса. Для того чтобы в ней пробудилась волчья половина, ей нужно было совершить убийство, а затем она перекинется в зверя в полнолуние… и в каждое из последующих полнолуний. – Не могу вообразить, чтобы тот, кто вас любит, желал для вас подобного.

Можно подумать, мало того, что в ней живет одна сверхъестественная личность. Даже мысль о том, что в одном теле могут жить две активные сверхъестественные сущности, казалась просто адом. Сам Клаус убивал тысячи раз, но, несмотря на это, не мог перекинуться в волка, потому что об этом позаботилась его мать. Своим колдовством она раз и навсегда отрезала и заблокировала его волчью часть, назвав это «балансом». Ее чары, по большей части, были благородными, исключая ситуации, когда их извращала гордость или супружеская неверность. Из-за лицемерия Эстер Клаус не сможет последовать за Вивианн, если та решит разбудить в себе зверя.

– Я и сама не хочу этого для себя, – резко ответила Вив, и на ее милом лице была написана мука, – но хочу для них. Для нас. Для Нового Орлеана, для моих родителей, и оборотней, и ведьм, и обычных людей, которые больше не будут гореть, попав под перекрестный огонь. Я могу стать настоящим членом волчьей стаи, лишь действительно обернувшись зверем. Только тогда они станут прислушиваться ко мне и примут мой брак.

«Что же они раньше-то об этом молчали? Почему только в последний момент обрушили на вас эту новость?» – хотелось спросить Клаусу. Но он знал, что Вивианн не готова услышать такую истину, и эта тирада лишь оттолкнет ее.

– Если они не хотят принять вас такой, какая вы есть, значит, они вас недостойны, – проворчал он вместо этого, а потом обвил рукой ее талию и притянул к себе, чтобы снова поцеловать, невзирая на слабое сопротивление. – Давайте сегодня же ночью вместе уйдем из этой ловушки, пока она не захлопнулась у вас за спиной.

Она закрыла глаза и ткнулась лбом в его ключицу, борясь с собой, а потом возразила:

– То, что происходит между нами, должно закончиться. – Ее голос дрожал от слез. – Я думала, что должна сказать это лично, при встрече, и прошу прощения, если только причинила вам боль. Вы даже не представляете, как сильно это меня ранит.

– Тогда давайте все это отменим, – сказал Клаус. – Я забуду все, что вы наговорили, и вы тоже можете забыть. Ничего еще не произошло. Никто не вышел замуж, не женился, не умер.

– Произошло, – возразила она, отодвигаясь и подняв на него серьезный взгляд. – Произошло, как только я родилась. Я не могу взять и уйти, зная, что от меня требуется. Как бы я могла? Вам не понять, каково это – жить меж двух враждебных миров. Я никогда не просила о такой ответственности, но, кроме меня, никто не может этого сделать. Если я сейчас откажусь, то все погублю.

Она была и права, и неправа одновременно: двойное происхождение Клауса стало причиной начала войны, в то время как Вивианн надеялась положить конец насилию.

– Я уже погублен, Вив, – сказал ей Клаус. – Меня погубила встреча с вами. Какое мне дело, если весь остальной мир тоже погибнет? Чтобы быть с вами, я готов заплатить любую цену.

Дверь бальной залы открылась, в сад выплеснулись свет и смех, и Клаус отступил обратно к стене, увлекая девушку за собой.