– Вивианн! – позвал веселый голос. – Дорогая, куда ты подевалась? Без тебя невозможно играть в карты, матушка озолотилась, пока тебя не было.

Вивианн испуганно вздрогнула и вырвалась из его рук.

– Клаус, пожалуйста, не усложняйте все еще сильнее, – взмолилась она. Ей было трудно оставить Клауса, а тот определенно не намеревался облегчить ее уход.

– Вивианн Леше, – начал он и сделал паузу, достаточную для того, чтобы она, обуреваемая любопытством, успокоилась и стала слушать, – я никогда прежде не имел удовольствия встретить подобную вам женщину, а я прожил достаточно долго, чтобы узнать, есть ли они вообще. Поэтому я готов молить вас: пожалуйста, не разбивайте мое сердце окончательно!

Вопреки собственному желанию Вивианн слегка улыбнулась ему нерешительной улыбкой, и когда она снова подняла на него глаза, в них был блеск, не имевший ничего общего со слезами.

– Будьте осторожны со своими желаниями, Клаус, – начала она и слегка вздохнула. – Возможно, мы встретимся снова, если лишь так я опять смогу сказать вам свое «нет».

– Дорогая, я обещаю: единственное, что вы скажете мне, будет «да», и вы повторите это слово не один раз. Я буду более чем счастлив доказать вам это, если мы опять встретимся завтра вечером. Здесь же? – Клаус чувствовал, что безрассудно готов рискнуть чем угодно, лишь бы не потерять ее.

– Вивианн, ну где же ты? – снова позвал голос, и Клаус был бы рад голыми руками разорвать его обладателя на части.

Вивианн прикусила губу, все ее тело напряглось, сопротивляясь, но она все же потянулась еще раз поцеловать Клауса. Поцелуй длился на секунду дольше, чем пристало при вежливом прощании, и Клаус воспринял это как единственный ответ, который был ему нужен. Он придет сюда и завтра, и в каждый последующий вечер, до тех пор пока встреча, которую Вив пообещала ему своим поцелуем, не состоится.

Она высвободилась из рук Клауса, и он смотрел, как ее силуэт бежит по траве к свету, а в дверном проеме стоит, дожидаясь, худой высокий мужчина.

Клаусу не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, кто это. Если бы он мог убить любого из ныне живущих, не достойных даже произнести имя Вивианн, то начал бы с Арманда. Это закончится бойней… и чем больше Клаус думал о ней, тем привлекательней казалась ему такая идея. Интересно, мелькнуло в голове, сколько оборотней находится сейчас в празднично освещенном особняке в глубине сада? Очевидно, Арманд и его мать, но, судя по доносившимся оттуда голосам и звону бокалов, можно было предположить, что они не одни. Это не стоит того, чтобы столкнуться с гневом Элайджи, разве что удастся перебить всех в доме – вернее, в городе – в эту самую ночь.

Достойная цель, но неисполнимая, поэтому он выплеснул свою ярость на высокую стену сада. Кулак уцелел, а вот стена треснула и осыпалась, и в каменной кладке появилась изрядных размеров дыра – материальное напоминание о том, что Клаус не отдаст Вивианн без боя, даже если это будет не та кровавая битва, которую он бы предпочел.

На кладбище было темнее, чем помнилось Элайдже. Небо затянули тучи, скрыв луну и звезды, да и свечей вроде бы горело меньше, чем в прошлый раз. От моря дул холодный ветер, разнося тяжелый запах с болот.

Элайджа пешком шел меж надгробий, стараясь не задеть ни одно из них. Ветер доносил до его слуха заунывный вой. Скрытая облаками луна не станет полной еще пару недель, но кожа на руках и шее Элайджи покрылась от этого звука пупырышками. На кладбище что-то происходило, какое-то волшебство, и было ясно, что посторонним тут сейчас не рады. Элайджа охотнее находился бы в каком-нибудь другом месте, но он поклялся доказать Изабель Далленкур ее неправоту. Используя завещание Хьюго и бумаги на его дом, Элайджа намеревался продемонстрировать ведьме, что та его недооценила. Он надеялся, что его находчивость произведет должное впечатление, и Изабель пересмотрит свою позицию, оказав услугу его семье. Теперь ему было нужно от нее куда меньше, чем земля в дар.

Когда он пришел к жилищу Изабель, той не оказалось дома, и Элайджа предположил, что она может быть только в одном месте – на ведьминском кладбище. Он пробродил по зачарованному лабиринту по крайней мере час, и наконец его острые глаза заметили Изабель в кругу свечей. На ней была длинная сиреневая рубашка, рыжие волосы свободно падали на плечи. Глаза ведьмы были закрыты, но она не выглядела умиротворенной. Если угодно, она казалась злой.

Оробев, Элайджа смотрел, как Изабель что-то шепчет себе под нос. Потом она открыла глаза и принялась яростно помешивать какую-то субстанцию в стоящей у ее ног медной чаше. Вот она снова выпрямилась, закрыла глаза; все ее тело, казалось, напряглось, противостоя какой-то невидимой силе. Элайджа точно не знал, что она пытается сделать, но заметил, когда она потерпела неудачу. В этот миг плечи ее поникли, хотя она, похоже, продолжала безуспешно плести чары. Что ж, ее провал ему только на руку.

– Добрый вечер, Изабель, – окликнул Элайджа куда веселее, чем приличествовало бы на кладбище, особенно среди ночи.

Обернувшись, она впилась в вампира взглядом, и тот понял: ему сказочно повезло, что в этот миг она не взывала к своей магической силе. Уверенно приближаясь, он думал, что это еще один камешек на его чашу весов. Ведьма знала, что он не боится ее колдовской силы, и такая ситуация была ей ненавистна.

– Доброго вечера и вам, мсье. Могу ли я поинтересоваться, зачем вы решились потревожить меня в этом священном месте?

– Я пришел просить о любезности, – сказал Элайджа, дойдя до окружавшего ее кольца свечей, которые так ровно горели в неподвижном ночном воздухе, что их пламя казалось не вполне настоящим.

– Вижу, мсье Микаэльсон. Но у меня есть такое ощущение, будто мы уже обсуждали это прежде. – Вопреки словам, голос ее звучал заинтересованно.

– Пожалуйста, зовите меня Элайджей, – продолжил вампир. – В прошлый раз я просил вашей помощи в приобретении дома. Теперь дом у меня есть. – Он вытащил из нагрудного кармана сложенные бумаги, держа их подальше от огня свечей.

Глубоко посаженные карие глаза Изабель расширились.

– И кого из моих соседей вы убили ради этого? – требовательно спросила она.

Элайджа собрался было объяснить, как достался ему дом, но, не успев заговорить, понял, что рассказ лишь углубит ее подозрения. Еще бы: некто ни с того ни с сего обещает свои земли совершенно незнакомому вампиру, который жаждет обзавестись домом, и в ту же ночь умирает. Даже если Элайджа повторит каждое слово, которым обменялись они с Хьюго, вся эта история все равно будет звучать как своекорыстная ложь.

– Никого, – коротко ответил он, не ухудшая ситуацию попытками оправдаться. – Дом достался мне по завещанию пожилого человека, умершего исключительно от старости.

– Странно, что вы вроде бы ничего не знали об этом завещании, когда в прошлый раз приходили ко мне вечером молить о помощи. – Что звучит в ее голосе: только подозрения или вдобавок и гордость? Казалось, она обижена тем, что Элайджа решил проблему так быстро и без ее участия.