В комнате жило еще семеро студентов — славные, дружные ребята, отличники учебы, комсомольцы. Вечерами мы все занимались за большим столом. Особенно мне нравился староста нашей комнаты — Тихон. Я ему во многом подражал. Он был удивительно трудолюбив, мог заниматься при любом шуме. Упрется, бывало, локтями о стол, зажмет уши ладонями и читает. Иногда ребята уходили в кино, и я оставался один.

Мне еще не доводилось разговаривать с секретарем комсомольской организации техникума Мацуем. Знал я его только в лицо, зато слышал о нем много хорошего. Ребята уважали его, говорили, что с ним можно всем поделиться, все ему рассказать.

И вот однажды, когда я сидел один в комнате за учебниками, в дверь постучали, и вошел Мацуй.

Пожав мне руку, он сказал:

— Знаю, тебе сейчас не до разговоров. Но мне надо кое о чем с тобой потолковать. Говорят, ты рисовать умеешь.

— Я не учился.

— Знаю. Но слышал, что ты еще в школе оформлял стенгазету. Верно?

Комсорг говорил со мной по-товарищески, а я молчал, в замешательстве глядя в пол. Для чего он меня спрашивает? Мацуй пояснил, словно отвечая на мою мысль:

— Нам для студенческой стенной газеты нужен художник.

— Да какой я художник!

— А не ты ли это рисовал? — Он показал на рисунки, висевшие над кроватями, небольшие пейзажи, которые я перерисовывал с открыток.

— Да, я… — отвечаю, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя себя до крайности стесненно.

А он, осмотрев все, весело сказал:

— Дело пойдет, Ваня.

Несколько дней спустя у меня появилась новая обязанность: я стал оформителем нашей газеты «Пролетарское студенчество», меня выбрали членом редколлегии. И я сразу принялся за работу, вернее, мы с Мацуем, потому что он хоть и не умел рисовать, а все живо подмечал и помогал дельными советами.

За эти дни я не только подружился с ним, но и проникся к нему большим уважением. Как-то незаметно он умел сплачивать нас, руководить нами. Помогало ему добиться этого честное отношение к своим обязанностям, постоянное общение с нами.

Успевал он всюду. Часто заходил в спортзал, когда там шла тренировка. Он интересовался спортивными успехами каждого студента. Сам же Мацуй занимался только легкой зарядкой: как-то сказал мне, что у него пошаливает сердце и не в порядке легкие. Просто не верилось, что он болен, — такой он был деятельный, энергичный.

Мацуй часто заходил в общежитие. Любил посидеть в нашей комнате. У него была хорошая политическая подготовка, он умело разбирался в вопросах, стоявших перед молодежью. Говорил живо, увлекательно и умел вовлечь в беседу всех своих слушателей. Тем для бесед находилось множество. Нередко разговор у нас заходил о роли комсомола в построении нового общества. Но чаще всего комсорг бывал в тех комнатах, где ребята отставали в учебе.

Он непримиримо относился к тем студентам, поведение которых считал недостойным. Умел так высмеять, так отчитать, что провинившийся сгорал от стыда.

Я начал читать статьи и книги о деятельности комсомола. Меня восхищали трудовые подвиги комсомольцев, моих современников, героизм комсомольцев — участников Гражданской войны. Я мечтал вступить в ряды комсомола, но все откладывал разговор с Мацуем: мне казалось, что я недостаточно подготовлен.

Как же я обрадовался, когда однажды после занятий Мацуй сказал нескольким моим товарищам и мне:

— Пора вам, ребята, в комсомол. Вместе будем работать и бороться за отличные показатели учебы, чтобы стать хорошими специалистами. Помните лозунг, выдвинутый партией: «Кадры решают все».

На следующее утро, волнуясь и робея, я отнес в комитет комсомола заявление о приеме меня в члены ВЛКСМ.

МОЙ ПРАЗДНИК

Приехал на побывку брат Сашко. Он пришел за мной вечером в общежитие, не дождавшись выходного. За эти три года он очень возмужал. У него появилась подтянутость, которая мне так нравилась у военных. Брат, закончив срочную службу, теперь учился в военном училище в Ленинграде.

Мы вместе пошли в деревню. По дороге я рассказал брату о Мацуе, о том, что подал в комсомол, об учении. А он до поздней ночи рассказывал мне — мы ночевали в амбаре — о жизни в училище, о Ленинграде. Брат разговаривал со мной, как со взрослым, и я был горд и доволен.

Сашко провел дома две недели, и я чуть ли не каждый день бывал в деревне.

Брат часто говорил со мной о качествах, которые воспитывает в молодом человеке наша армия, и разговоры с ним не прошли для меня бесследно.

— Вот ты стараешься учиться на отлично и другим помогаешь. Это хорошо, — говорил Сашко. — У нас в армии воспитывается чувство взаимной выручки, ответственности не только за себя, но и за весь коллектив. И эти качества нужно развивать в себе и в гражданской жизни. Будь исполнителен — в армии пригодится.

Перед отъездом брат подарил мне сапоги, галифе и футболку с голубой полоской.

— Наденешь в тот день, когда будешь в комсомол вступать.

И вот как-то на доске объявлений в техникуме появилось сообщение: «В четыре часа дня состоится собрание комсомольской организации техникума. Повестка дня: о приеме новых членов ВЛКСМ».

В клуб я пришел раньше всех. Наконец собрание началось. Стало тихо, и в тишине громко прозвучала моя фамилия. Ее назвал Володя Мацуй. Я даже вздрогнул. Поднимаюсь на сцену. Новые сапоги, подаренные братом, скрипят и стучат, словно нарочно. Вероятно, все смеются. Оглядываюсь и вижу дружеские, серьезные лица.

Встаю в струнку, как на военных занятиях. Без запинки рассказываю о себе. Мне задают вопросы. Отвечаю быстро, от волнения глотая слова. Смотрю — лицо у комсорга стало напряженным. Понятно — надо говорить медленнее и внятней. Начал отвечать не торопясь, обстоятельнее. Снова посмотрел на Мацуя — он ободряюще кивнул.

И у меня появилась уверенность в себе. Я сказал о том, что сегодня у меня большой праздник, что такое же радостное чувство испытывал я много лет назад, когда вступал в пионерскую организацию, что даю обещание быть верным комсомольцем-ленинцем.

Принят собранием я был единогласно. А через несколько дней нас, принятых, вызвали в райком ЛКСМ(У) — вручить членские билеты. Секретарь сказал нам:

— Будьте же достойны нашего героического комсомола!

А Мацуй, крепко пожав мне руку, добавил:

— Ну, Иван, поздравляю! Надеюсь, не подведешь нашу организацию!

Весной кое-кто из учащихся был исключен за неуспеваемость. И хотя я был подготовлен неплохо, но перед экзаменами очень волновался. Однако все предметы сдал на «хорошо» и «отлично».

Ребята стали разъезжаться на каникулы. Собрался и я в деревню — обещал в колхозе поработать и брату Якову помочь в хозяйстве. Но меня вызвали в профком и сказали: