В воскресенье я отправился в больницу. Меня не хотели пропускать.

— Вас, ребят, так много к нему ходит, что пока мы перестали к нему пускать. Он очень слаб, — сказала медсестра.

Но я упросил ее ненадолго пропустить меня, обещал уйти по первому ее знаку. Сестра ввела меня в палату и ушла.

Мацуй лежал с закрытыми глазами, дышал тяжело, часто. Его вид встревожил меня: он осунулся, на щеках горел лихорадочный румянец. Услышав шаги, он открыл глаза, приподнялся. Негромко сказал:

— Рад тебе, Ваня! Давно не видались. Сядь вон там на стул, рассказывай. Как дела? Что нового в техникуме, в аэроклубе? Как стенгазета? Спортивные успехи?

Я стал рассказывать, но Мацуй вдруг закашлялся и долго не мог отдышаться. Он все повторял: «Не обращай внимания, рассказывай». Стараясь не выдавать своей тревоги, я рассказывал. Мацуй слушал, как всегда, внимательно. Обрадовался, узнав, что я догнал группу учлетов.

Вошла сестра, взяла что-то со стола и, выразительно посмотрев на меня, вышла. Я встал со стесненным сердцем — не хотелось оставлять Мацуя. А он сказал, усмехаясь:

— Только сестра появится, товарищи уходят. Ясно, сговор. Ну, передай всем привет. Так бы и пошел сейчас с тобой. Желаю тебе, Иван, успехов в летном деле.

Хотелось подбодрить его, поблагодарить за все, но сказать я смог лишь одно:

— Выздоравливай скорее, дружище. Нам тебя очень не хватает.

Он молча улыбнулся и помахал мне рукой.

Прошло еще две недели, и Мацуя не стало. Долго я не мог примириться с этой мыслью. И сейчас, много лет спустя, я с невольным волнением вспоминаю своего первого комсомольского вожака. Долгие годы отделяют меня от тех дней.

Стойкие коммунисты, отважные воины помогали мне расти, стали моими друзьями. Но стоит вспомнить дни юности, и передо мною всегда встает светлый образ Мацуя — горячего патриота, простого, хорошего человека. Все мы, комсомольцы техникума, были многим ему обязаны. А я, быть может, больше других.

Начальник аэроклуба Виноградов представил нам инструктора по парашютному делу Науменко. На груди у него значок парашютиста с цифрой 100.

Начиная первое занятие, он сказал:

— Парашют — надежнейшее средство спасения. Пока вы будете летать на «У-2», он вам не пригодится. Но владеть им необходимо. К тому же парашютный спорт — спорт смелых — вырабатывает быстроту реакции, отвагу, решительность, умение управлять своим телом. А эти качества должны быть присущи летчику.

Он рассказал нам об истории развития парашютизма. Узнаем о замечательном изобретателе Котельникове, о том, что русский человек первый в мире создал ранцевый парашют для летчика.

Инструктор учит нас, как нужно обращаться с парашютом, как его укладывать. Движения у него точны, быстры — ни одного лишнего жеста.

В теплые апрельские дни во дворе аэроклуба соорудили батут — сетку из резиновых амортизаторов. И мы начали подготовительную тренировку к прыжкам с парашютом.

Первым на батут легко вскочил инструктор Науменко. Он высоко подпрыгнул, при этом несколько раз успел сделать такое движение рукой, будто дергал за кольцо парашюта. Затем он уверенно встал на сетку и сказал:

— Вам необходимо отработать это движение: оно понадобится при настоящих прыжках.

И вот на батуте учлет — ему никак не удается удержать равновесие. Наконец он кое-как подпрыгивает, делая забавные движения руками, и под общий смех вдруг грузно падает на сетку.

— Ну и учеба — один смех! — замечает кто-то из ребят.

И действительно, смех не умолкает.

У меня прыжок не получился: боком лечу вниз, все внимание сосредоточено на одном — только бы встать на ноги. О воображаемом кольце и думать нечего. Чуть не вываливаюсь за сетку под неудержимый хохот товарищей.

— Да ничего у нас не выйдет! — говорят учлеты.

Призвав нас к порядку, инструктор сказал:

— В первый раз, прыгая на батуте, я вылетел за сетку. А сейчас я вам покажу, чего добился благодаря упорной тренировке.

Он снова высоко подскочил, уверенно управляя своим телом. Мы замерли: какие чудеса можно на сетке делать!

Вот он подпрыгивает, раскинув руки, переворачивается в воздухе через спину и после целого каскада кульбитов и сальто становится на ноги, балансируя на сетке.

— Такая тренировка вам, будущим летчикам, необходима, — говорит он, ловко и легко соскочив на землю. — Она пригодится вам, когда вы будете выполнять фигуры пилотажа. Она способствует укреплению вестибулярного аппарата.

Я стал каждый вечер упорно тренироваться на батуте. И частенько приходил в общежитие в синяках.

В конце концов мы научились делать несложные движения и, оторвавшись от сетки, по два-три раза уверенно дергали за воображаемое кольцо парашюта.

А вскоре начали тренировку в прыжках с парашютом с вышки, стоявшей на крыше дома культуры. Кто-то из учлетов, готовясь к прыжку, уныло проговорил:

— Ребята, честное слово, не прыгну! Даже смотреть вниз страшно — голова кружится.

Науменко подошел к нему, похлопал по плечу:

— Не робей: прыгнешь, а потом сам проситься будешь.

Меня высота не пугала: недаром в детстве я столько лазил вперегонки с ребятами на высокие деревья в Ушинской Дубине и на сельскую колокольню. Но вот подошла и моя очередь прыгать. Взглянул на землю, и тоже стало страшновато. Виду не подаю, но никак не могу застегнуть лямки. Подходит инструктор и помогает мне. Еще раз посмотрел вниз — там собралась толпа зрителей. До меня доносится спокойный голос инструктора:

— Смотрите вперед, вдаль и шагайте.

Шагнул — дух захватило. Не успел оглянуться, а земля уже под ногами. Во второй раз я прыгнул хладнокровней. Думал об одном: приземлиться, как учил инструктор, — встать на обе ступни. Инструктор был прав: оказалось, прыжок — это настоящая радость. И ничего тут нет страшного!

Приближались экзамены по теории авиации и авиатехнике. После экзаменов самое интересное — выезд на аэродром. Нас разделили на летные группы. В нашей, четвертой, двенадцать учлетов. На каждую группу будет выделен самолет, во главе каждой будет инструктор, который должен научить нас летать. Мы уже знали, что от инструктора во многом зависит будущее учлета, его «почерк» в воздухе.

Во время подготовки к экзаменам к нам иногда заходили летчики-инструкторы. Их интересовали наши знания. Но инструктора нашей группы, Александра Семеновича Калькова, мы еще не видели: он в отпуске. Ждем его со дня на день. Нам уже известно, что коммунист Кальков — прежде модельщик киевского завода «Ленинская кузница» — в авиации с 1933 года, был военным летчиком, отлично владеет техникой пилотирования. Говорили, что он хороший методист, один из лучших инструкторов: умелый, опытный, требовательный, даже придирчивый — спуску не даст; человек он прямой — о недостатках скажет резко, без обиняков.