Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Логан поднял голову и увидел, что она еще здесь. Господи, помилуй! Эта девушка сводила его с ума. Логан умирал от желания прикоснуться к ее нежной шее… губами… или кинжалом. Она даже не успеет понять, что случилось. Всего лишь…
— Спасибо вам, — прошептала Солейс.
И глубокая искренность, звучавшая в ее голосе, заставила его похолодеть. Значит, это правда… вот зачем она пришла… поблагодарить его.
Скрипнула дверь, и Солейс исчезла, беззвучно растворившись в темноте.
Логан растерянно уставился в пустоту. «Боже, какой я идиот! Рисковал свободой, чтобы спасти ее, а сейчас… сейчас поставил на карту свою жизнь, дав ей уйти! Девчонка непременно поднимет тревогу, переполошит всех стражников, и мне конец!»
Он без сил опустился на край топчана, тупо уставившись на торчавший из-под него меч. Потом выдернул соломинку и задумчиво повертел ее перед глазами. «Что со мной, отец? — Логан вгляделся в блестящую поверхность клинка. — Она словно околдовала меня. При одном только взгляде на нее я весь дрожу. И это когда жизнь Питера зависит только от меня, когда мне нужно быть неумолимым и холодным, как этот меч!»
Логан рассеянно повернул лезвие. И вдруг увидел несколько багровых капель на его поверхности. Казалось, даже клинок жаждал ее крови. Взгляд Логана метнулся к двери, за которой исчезла Солейс. Почему же все его существо терзает совсем другой голод?
Глава 9
— Я плохо вижу, госпожа, — донесся голос из зловонной глубины камеры узников. — Мои старые глаза нынче уж не те, что раньше. А тут еще и факел… уж так он ярко горел, совсем невмоготу!
Слушая старика, Солейс рассеянно кивала. Всю ночь ее преследовали соколы со сверкающими серебром глазами. Она пробиралась по каким-то коридорам, во тьме которых таились неведомые чудовищные твари, и сейчас чувствовала себя совсем разбитой. Проснувшись утром, девушка решила заняться поисками неведомого убийцы. И первым делом расспросить узников в донжоне — а вдруг им что-то известно о таинственной смерти стражника?
— Может, в нем было что-то необычное? — спросила она старика. — Ну хоть что-нибудь!
Наступило долгое молчание. Солейс оглянулась на стражника. Тот терпеливо ждал, прислонившись к стене, почти невидимый в темноте коридора. Но вот старик снова заговорил, и Солейс, забыв о стражнике, вся обратилась в слух. Через крохотное оконце в тяжелой деревянной двери на нее смотрели налитые кровью глаза. Изборожденное морщинами лицо сплошь было покрыто гноящимися язвами и уже поджившими струпьями.
— У него была с собой палка… или что-то вроде этого, — прошамкал старик.
— Палка?
— Угу, вроде посоха, значит.
— Или дубинки, — подал голос стражник из-за спины Солейс.
А она уж почти забыла о нем! Он шагнул в круг света, падавший на пол от факела на стене. По каштановым, об резанным в кружок волосам пробегали красноватые блики. Кольчуга и латы на широкой груди ярко засверкали. У бедра воина висел тяжелый меч.
— Да, да… точно, ваша милость. — Старик, явно довольный собой, заулыбался.
— Должно быть, ею он и убил стражника, — сказал воин и протянул руку, чтобы увести Солейс подальше от камеры прокаженного.
Но Солейс решительно отстранила его руку.
— Он о чем-нибудь спрашивал тебя? Может, ему было что-то нужно?
Прокаженный напрягся, припоминая.
— Сдается мне, он кого-то искал. Я слышал, как он звал… все повторял какое-то имя…
— Какое? — встрепенулась Солейс. Старик сокрушенно покачал головой.
— Не припомню…
— Неужели не можешь вспомнить, как он выглядел? Ну хоть что-нибудь…
— Ох! Ваша милость, да какой с меня спрос? Я и не разглядел его вовсе. Вот разве что… Вот разве что здоровый он был, этот парень… или нет…
— Толстый? — подсказала Солейс.
— Нет-нет. Сильный, вот что. И высоченный. Здоровый, значит.
Стражник поднял вверх руку над головой Солейс.
— Такого вот роста?
Старик решительно покачал головой.
— Нет. Куда там!
Стражник поднял руку на уровень своей головы.
— Значит, примерно с меня?
— Вроде этого, — кивнул старик.
Солейс обернулась к воину, и глаза их встретились. Он вздохнул и безнадежно пожал плечами.
— Спасибо тебе, Эд, — ласково сказала Солейс прокаженному. — Если вдруг припомнишь еще что-то… пусть хоть самую малость, позови стражника, а он тут же даст мне знать. И не волнуйся, Эд. Как только закончится осада, я сама прослежу, чтобы о тебе заботились как следует.
— Благослови вас Бог, госпожа, — прошептал несчастный. Сопровождаемая своим телохранителем, Солейс вышла из донжона.
Ее спутник хранил мрачное молчание. Только когда они поравнялись с кладовыми, он наконец заговорил:
— Ты ведь не собираешься принимать его слова всерьез, не так ли?
— Почему бы и нет? Мы ведь опросили всех в замке. И кроме него, бедняги, никто ничего не видел и не слышал. Только старик видел убийцу.
— Но, Солейс, он — вор и обманщик! Именно поэтому старик и сидит за решеткой уже семь лет! Разве можно доверять тому, что он мелет?!
— У него проказа! И потом, он уже очень стар. Зачем ему обманывать нас? Я ведь пообещала позаботиться о нем, даже если он ничего не расскажет! Так что какой ему прок лгать?
— И все же я не верю ему. И предупреждаю, Солейс, это может оказаться опасно!
— Знаю. И клянусь, я буду очень осторожна!
— Боюсь, этого недостаточно. Не забывай, мы имеем дело с убийцей! Он уже прикончил одного. Вспомни стражника в донжоне! Так что с таким же успехом он может перерезать горло и тебе, если ты встанешь у него на пути! И думаю, рука у него не дрогнет!
— Но ведь пока он на свободе, всем нам грозит опасность!
— Дьявольщина, с тобой бесполезно спорить! Но прошу, если выяснишь, кто этот ублюдок, тут же дай мне знать. Ладно?
Солейс ласково улыбнулась.
— Обещаю. Я позволю тебе делать что угодно ради моей безопасности!
Мужчина наклонился и нежно поцеловал ее в щеку.
— Господи, только не заставляй меня волноваться из-за тебя! А в последнее время, дорогая, ты делаешь это довольно часто!
— Ты ворчишь точь-в-точь как отец!
— Если бы он был здесь, тебе бы и в голову не пришло сунуть нос в это дело!
— Если бы он был здесь, мне бы и не пришлось совать в него нос! — насмешливо парировала девушка.
Воин грустно усмехнулся.
— На этот раз его нет слишком долго.
Солейс кивнула, и сердце ее заныло. Она скучала по отцу. В памяти девушки вдруг всплыла улыбка отца — как она любила ее! Солейс всегда забавляло, как причудливо двигались длинные усы, когда отец улыбался. Когда он уезжал, в его волосах только-только начинала пробиваться седина. А вдруг отец вернется совсем седым? Он прислал два письма, где пересказывал последние придворные сплетни. В них не было ничего от человека, которого помнила и любила Солейс. «Да, — подумала она, — его слишком долго нет».