— О! — удивлённо воскликнул я.

Рене, Том и Майк резко развернулись, и Рене закричал:

— Борода меня возьми, заяц! Глядите, парни, кого мы поймали!

— Что это значит? — спросила Жюли.

— Это значит, что этот умник захотел прокатиться бесплатно, но теперь его ждёт купание в реке. Это морская традиция!

Мальчик со шрамом отступил назад, перебирая ногами и руками, как паук, и упёрся спиной в железную трубу. Честное слово, я никогда не видел настолько перепуганного человека.

— Нет-нет, — возразил он слабым голосом, — пожалуйста, никому не говорите. Я вам заплачу.

— Да-а? — спросил Рене. — И чем же?

Мальчик вытащил потёртую дорожную сумку.

— Они не должны это видеть. — И он посмотрел в нашу сторону.

Рене со знанием дела кивнул и выдвинулся вперёд, Том и Майк тут же загородили нам обзор. Но я успел заметить, что нелегальный пассажир вынул из сумки три или четыре сложенные бумажки. Рене внимательно их изучил. Потом сплюнул и издал смешок.

— Ну народ, что тут говорить, — сказал он. — По мне, так пусть остаётся сколько душе угодно!

Индейцы чокто называют Миссисипи «Былбанча», что означает «место, где разговаривают на многих языках».

По мере того как мы продвигались на север, река всё больше соответствовала своему названию. Пассажиры, которые взошли на борт в Батон-Руж, говорили по-французски, как мы, но с тех пор на каждой остановке заходили новые люди, которые говорили на странных английских диалектах. Их я понимал с трудом.

Громадная река Миссисипи представляла собой величественное зрелище. Пароход «Луизианская история» шёл вверх по течению, так близко к берегу, что рисковал сесть на мель. С необычайным терпением он огибал излучины, острова, отмели, рифы, выступающие из воды обломки, палки и камни, стремнины и мелководье.

Вдалеке, на середине громадной реки, другие корабли проносились в сторону Нового Орлеана, используя мощные течения, которые порождало сердце Миссисипи. Иногда один из матросов показывался над бортом, бросал в воду груз, привязанный к верёвке, вынимал его и что-то кричал. Его морской жаргон был такой странный, что я с трудом разбирал слова. Но мне удалось понять пару слов: «марк двен».

— Что он говорит? — спросил меня Те Труа.

— Без понятия, — ответил я. — Может, этому матросу нравятся приключенческие романы. Недавно я прочёл книгу, которую написал человек по имени Марк Твен.

— Что за книга? — накинулся на меня с расспросами Те Труа.

— Ну, хорошая такая книжка. Про мальчика по имени Гек, который нашёл сокровище и разбогател. Но раз он стал богатым, ему пришлось ходить в школу, и поэтому он сбежал из дома вместе со своим другом-рабом, и они поплыли вниз по Миссисипи на плоту…

— Пф-ф, — фыркнул Те Труа, — какая глупость.

— Вообще-то это одна из самых интересных книг, которые…

— Я считаю, что это глупо, потому что он сделал всё наоборот, — отрезал Те Труа. — У этого Гека есть сокровище, и вместо того, чтобы радоваться, он бежит на юг. А мы ищем сокровище и поэтому идём вверх по реке, на север, так что у нас всё по-другому.

Он немного подумал и добавил:

— И Геку нужно было просто идти по течению, он мог сесть на корабль и спокойно плыть. А мы двигаемся в другую сторону, и для этого нужны сила и упорство, и чем дальше мы идём, тем труднее становится. Потому что сокровище легко потерять, а вот найти…

— Найти сокровище — это совсем другое дело, — задумчиво согласился я.

Мы замолчали и остались стоять, наблюдая за илистыми водами реки, которая пенилась под нами.

Только потом я узнал, что матросы на корабле совсем не были любителями чтения. Они просто измеряли глубину реки. Когда до дна оставалось две отметки на верёвке, они кричали «марк двен», что означало «отметка два», или «марк три», что значит «отметка три», и так далее. В общем, это было простое совпадение.

Миссисипи и правда оказалась местом многих языков, а корабль разговаривал на своём особом языке, который я постепенно начинал понимать. Матросы в машинном отделении кричали друг другу «стоп машина», «моторы назад», «самый малый вперёд» и так далее.

Свой язык был и у лоцманов. На корабле находились три лоцмана, которые работали посменно. Все они умели вести корабль вверх по реке и отлично знали, как идти с юга на север, следуя вдоль берега реки, там, где текли «мёртвые воды», по которым легче было пройти против течения. Но и лоцманы, которые поведут корабль обратно вниз по реке, тоже плыли вместе с нами. Обратно пароход пойдёт по центру реки, где течение Миссисипи было поистине устрашающим и где поднимались высокие грязные волны.

Обе команды лоцманов говорили на похожих, но всё-таки разных языках, помнили наизусть все отмели и изгибы реки, обменивались инструкциями и предупреждениями, рассказывали друг другу байки. Они говорили, что Миссисипи никогда не спит, что это огромное животное, которое подмывало берега, разрушало плотины, создавало острова. Иногда река находила короткий путь, то есть выходила из русла и заливала деревню или небольшой лес, создавая новое русло. Иногда река срезала целую излучину или поворот. Так города, которые раньше стояли на реке, оказывались внутри материка, и между ними и водой могли оказаться десятки миль.

Всё это нам с Те Труа рассказал Рене, который уже сто раз пересекал всю Миссисипи с юга на север и обратно. Я не особо ему верил, но помалкивал, потому что Рене разрешал нам заходить в лоцманскую рубку или спускаться в камбуз перекусить, и нам не надо было платить двадцать пять центов. Никогда в жизни мы не чувствовали себя настолько свободными, как на борту парохода.

На самом деле мы должны были находиться под присмотром капитана, толстого человека с колючей, как кусты ежевики, бородой. В первый вечер он созвал нас в своей рубке и промыл нам мозги насчёт того, как важно хорошо себя вести и быть благоразумными. Он сказал, что будет за нами приглядывать, но как дошло до дела, я его больше не видел, и мы с Те Труа могли гулять где и сколько нам вздумается.

Жюли была девочкой, поэтому ей не так повезло. Капитан попросил одну из синьор на борту, вдову Лоренс, найти для Жюли занятие и научить её нескольким стихам из Библии. Это Жюли-то, которая ни разу в жизни не была в воскресной школе преподобного Томпсона!

Вдова Лоренс была горбатой старушкой, вежливой и приятной, как командир полка. Именно она, по словам Рене, пахла, как рыбье дерьмо. Я, конечно, не приближался к ней, чтобы проверить, но мне было очень жаль Минни, племянницу вдовы Лоренс, которая ехала с ней в Каир, штат Иллинойс. И Жюли мне, конечно, тоже было очень жалко.