У смерти неприятный запах.

Демьян закрыл глаза и попытался вернуться. А когда открыл, то увидел перед собой женщину, от которой все одно пахло степью, пусть, кажется, запах этот слышал лишь он.

— У вас кровь идет, — сказала Василиса и протянула кружевной платок. — На шее. И на щеке… и наверное, вам нужно к целителю.

— Нет, — Демьян платок взял. — К целителю мне никак нельзя.

— Почему?

— Страшные это люди… — он осторожно приложил платок к шее, там, где продолжился рисунок. И еще подумал, что она, верно, заметила.

Не могла не заметить.

Особенно тот, который с цветами… и за ухом… помилуйте, какой солидный человек позволит изрисовать себя цветами? Право слово, хоть ты возвращайся и проси, чтобы к этим цветочкам чудищ добавили. С чудищами оно как-то посолидней.

А Василиса улыбнулась.

И сказала:

— Знаете… а вам идет.

И Демьян отчего-то смутился.

…тело нашлось в мертвецкой.

— Так… ваше благородие… того… несчастный случай, — жандарм, вызванный Вещерским, в присутствии начальства столь высокого, чувствовал себя до крайности неловко. Он то оглаживал мундир, то поправлял перевязь, то дергал себя за соломенные усы, то вдруг вовсе замирал, словно надеясь, что этакая неподвижность избавит его от внимания. — Сообщили-с… бежал, упал-с… вызвали-с доктора, а он сказал, что, мол, сердце не выдержало.

Мертвец был бледен и нехорош.

То есть, конечно, случалось Демьяну встречать мертвецов и куда более отвратительных, взять тех же утопленников. Нет, внешне нынешний выглядел вполне себе благостно и даже солидно, казалось, человек просто уснул, но… стоило приглядеться…

— Не трогайте его, — сказал Демьян, когда Вещерский потянулся было к телу.

И тот, что характерно, руки убрал.

— Вот-вот, — некромант обошел мертвеца по дуге. Вытянув шею, прислушался к чему-то, кивнул и вперился в жандарма. — Одежда где?

— Не имею чести знать! — рявкнул тот, вперившись в Ладислава совершенно честным взглядом.

— Так выясни.

— Выясни, — подтвердил Вещерский. — И не приведи вас Господь, чтоб даже пуговица пропала…

Он посмотрел превыразительно, и жандарм слегка побледнел.

— Проклятый он, — добавил Ладислав, присаживаясь на корточки. Теперь голова его находилась вровень со столом. — И не просто проклятый… ты что видишь?

— Туман, — Демьян потрогал шею. Рисунок кровить перестал, но не исчез, напротив, казалось, что он лишь крепче въелся в кожу. — Вокруг тела. Неправильный. Не такой, как у… вас.

— А какой?

Вот как ему описать? Туман он… он, конечно, разный, но, похоже, Демьян слов-то подходящих не знает.

— У вас он плотный такой. Живой. А этот… еще там, когда он жив был, будто растекался. Размывался. А тут…

— Тонкое тело разрушается в течение часа после смерти. Иногда, в ряде случаев, оно сохраняется до двух-трех часов… если провести специальный обряд, можно остановить распад на несколько дней или, как я слышал, даже недель…

— Нет здесь тонкого тела, — сказал Вещерский, все же подходя к телу. Туман вяло качнулся.

— Нет. И не было… как мне кажется, — Ладислав ткнул в тело пальцем. — Надо Никанора позвать, пусть этого голубчика распотрошит. Думаю, много интересного найдется. Кстати, помоги перевернуть.

И Демьян, не без труда преодолев брезгливость, — прикасаться к туману не хотелось, исполнил просьбу. И почему-то не удивился, увидев на спине покойного странный рисунок, похожий на кривоватую, словно ребенком намалеванную, паутину.

— И что это? — Вещерский поскреб кончик носа.

— Это? Это свидетельство или преступного замысла, или необъятной человеческой глупости, — Ладислав паутину потер, и туман вокруг тела всколыхнулся. — А скорее всего, и того, и другого… отпускай. Сердце, стало быть?

— Сердце, — подтвердил Демьян.

Он и теперь видел туман, в это сердце проросший, подернувший его, словно плесенью. И не только его. Эта плесень и кожу мертвеца покрывала, и пробиралась внутрь. И… если не сегодня, то завтра человек бы умер. Знал ли он?

Сомнительно.

— Вот, что бывает, когда люди обыкновенные пытаются использовать чуждую им силу… — Ладислав провел над телом ладонью. И отступил. — Мне другое интересно. Откуда это вообще взялось?

— Мне тоже интересно. Что вообще это значит, — Вещерский указал то ли на мертвеца, то ли на печать. — И я был бы несказанно благодарен, если бы ты, дорогой мой друг, снизошел до объяснений.

— Снизойду, — согласился Ладислав. — Только сперва поем. И… прикажи его сжечь. А лучше сам. И одежду тоже.

— А вещественные?

— Пусть составят опись, и снимки сделают. Хватит. Главное, чтобы руками не прикасались.

— Проклятье?

— Мертвомир. Здорового человека вряд ли убьет, но ночные кошмары никого еще счастливым не делали…

— А… — Вещерский кивнул на Демьяна.

— А ему все едино, он уже одной ногою там.

Но руки Демьян все же помыл, хотя… след от чужого тумана остался и после мыла, правда, ненадолго. Стоило отпустить собственную силу, и на ладонях вспыхнуло темное пламя. И туман исчез. А по крови будто тепло прокатилось, хотя и слабое.

Беседу продолжили в ресторации, в которой, собственно, и оставили княжну с Василисой. Ресторация была из числа тех, которые Демьян в прошлой-то жизни обходил стороной, ибо казались они ему чересчур уж пафосными и дорогими. И тут позолота сперва смутила, как и невозмутимость швейцара, распахнувшего дверь.

Алая дорожка.

Белый мрамор стен. Картины огромные в тяжелых рамах. Кадки с пальмами.

Музыка.

Запахи закружили, окутали, и в животе заурчало, причем как-то так громко, что урчание это услыхали, кажется, и музыканты.

— Привыкай, — сказал Ладислав. — Они в родстве с живой стихией состоят, которая вполне способна стать источником физического насыщения, коль нужда выпадет. А мертвомир во многом силы тянет. Вот и приходится пополнять наиболее простым и доступным способом.

Рот наполнился слюной, и Демьян только и смог, что кивнуть.

И что получается? Он ныне обречен быть вечно голодным? И чувство это нарастало, грозя вовсе лишить рассудка. Никогда-то в жизни он не был настолько голодным.

Княжна выбрала стол у окна, меж двух пальм, которые, склонившись друг к другу, сцепились огромными зелеными листьями. Устроившись с удобством, она глядела на улицу и казалась отрешенною, супругу лишь кивнула. На коленях ее лежала папка с бумагами, которые княжна, кажется, просматривала. И Демьян подозревал, что прочла она вовсе не то, чего желала.