— Какому ребенку? — не поняла я. — У вас был ребенок?

— Был, — кивнул он. — Но очень недолго. Всего два года. А потом он умер. Вот такая история…

Ну что у меня за работа такая? Хожу к людям, бережу старые раны… Я в данный момент предпочитала смотреть в пол, поскольку боль в глазах моего собеседника не позволяла спокойно смотреть в них, передаваясь мне.

— Да… — сказал он, явно только затем, чтобы нарушить затянувшуюся, неловкую паузу. — Так где вы нашли этот медальон?

— Вы знаете Дмитрия Салилова? — ушла я от ответа.

— Как? — переспросил он. — Са-ли-ло-ва?

— Ну да.

— Нет, — покачал он головой. — Кажется, нет. Может быть, я знаю его чисто визуально, безымянного? Кто он? Как выглядит? И какое отношение имеет к этой вещице?

Да уж…

Ну и как я буду его описывать?

— Светлые волосы, полудлинные, — начала я продираться сквозь страшные воспоминания. — Глаза… Черт, какого же они у него были цвета? Понимаете, в тот момент, когда я имела честь познакомиться с Салиловым, он был мертв.

— Что?!

Он смотрел на меня с ужасом. Недоуменно перевел взгляд на медальон и спросил:

— Это… вы нашли рядом с ним, да? Я вас правильно понял?

Я кивнула.

— Та-ак…

Он встал, нервно прошелся по комнате, остановился у окна.

— Кого вы подозреваете? — хрипло спросил он.

— Евгений Ильич, в данный момент я не подозреваю всех. Что-то происходит вокруг вашей семьи, а Салилов был другом Вики, и, насколько я поняла из рассказа ее близкой подруги, другом весьма корыстным и непорядочным… Возле трупа Салилова — причем характер убийства я бы определила чисто женским, нервным, но никак не запланированным и тщательно взлелеянным, — находится опять же предмет, имеющий прямое отношение к вашему семейству. Пропала Вика, убит Салилов. Катя же утверждает, что встречала Салилова уже после момента исчезновения ее сестры. Что я могу еще поделать, кроме того как подозревать именно ваших девочек, потому что одна, простите, предпочитает или врать, или умалчивать важные сведения, а вторая вообще находится неизвестно где, и дай-то бог, чтобы она была жива и здорова!

Он кивнул.

— Хорошо, я вас понял. Вы думаете, что это сделала Вика?

— Я ни-че-го пока не думаю.

— Думаете, — усмехнулся он. — Этот медальон приналежал мне, а не Вике. Поэтому…

Он достал сигарету. Закурил, посмотрел на нее и горько рассмеялся.

— Вот так. Я месяц не курил, знаете ли… Так о чем мы говорили? Ах да. Медальон мой. Значит, давайте сфокусируемся на моей личности. Поскольку именно я похож на главного подозреваемого!

Он нервничал. Ходил из угла в угол, как тигр в клетке, и явно собирался нагородить мне целую кучу аргументов в свою пользу.

— От того, что вы мечетесь по комнате, у меня начинает кружиться голова. Присядьте, пожалуйста…

Он молчал, углубленно изучая пол под своими ногами.

— Евгений Ильич, — мягко сказала я. — Обе девушки кажутся мне, мягко говоря, эксцентричными особами. Я хочу их понять, вот и все. Кроме того, я работаю не в прокуратуре, я — частный детектив… И мне надо найти убийцу, хотя бы ради Вики. Потому что вполне вероятно, что тот, кто убил Салилова, похитил и Вику. Такая же опасность может угрожать и Екатерине.

— Хорошо, — поднял он на меня глаза. — Чего вы хотите?

— Поговорить, — ответила я. — Просто поговорить. И попытаться понять, что же все-таки произошло.

— Ну что ж… Давайте поговорим, — согласился он.

* * *

— Итак, ваша семья… Может быть, нам придется начать с самого начала. Когда вы познакомились с вашей женой?

— Давно. Я был ее моложе, понимаете? Наша пара была слишком нестандартной, слишком эпатажной… Сами посудите — десять лет разницы!

Он усмехнулся.

— Впрочем, — продолжал он. — Рита была странной, непоследовательной. И в то же время она вся состояла из сверкающих лучей. Не зря же ее называли королевой Марго. Она и была королевой, а я был влюблен. Да и сейчас я живу воспоминаниями. Но это вам, наверное, не нужно…

— О нет! — запротестовала я. — Мне все нужно. Потому что я вижу перед собой вас, и вы мне симпатичны. Я не могу понять, почему у девочек вдруг возникла идея о квартире. Вы ссорились?

— Нет, — покачал он головой. — Впрочем, иногда я высказывал недовольство тем, что могла выкинуть Вика. Катя — она спокойнее. И понятнее. А Виктория…

Он улыбнулся.

— Точная копия Маргариты. Такая же бешеная жажда жизни, в самых ее странных проявлениях. Мы поссорились с ней из-за… Но давайте не будем об этом! Не хочу, чтобы у вас складывалось превратное представление о Вике, а оно сложится, потому что вы ее не знаете и легко назовете пороком то, что им не является!

Я хотела ему возразить, что, на мой взгляд, порок он порок и есть… Но мои воззрения к делу не относятся, а разрушить атмосферу откровенности, которая сейчас рождалась, могли запросто. Посему я промолчала.

— Почему у них родилась идея квартиры? Хорошо. Я постараюсь вам это объяснить. Вот этот мальчик, которому принадлежали локоны, был поздним. Рита родила его, когда ей было уже тридцать пять лет. Вике в то время было десять, а Катюшке — четыре. Они оставались с Илюшей в тот момент, когда произошла та трагедия… Виноваты были только мы — доверили ребенка двум малышкам, но так получилось. Рите было нужно к зубному врачу, а я был на работе. Я не хочу вспоминать про тот день в подробностях — потому что именно в тот день начался кошмар. Мальчик играл с ножницами, понимаете? И…

Он запнулся — даже будет вернее сказать, захлебнулся этим болезненным воспоминанием.

— Мне позвонила на работу Вика. И молчала в трубку, а потом начала плакать. Взахлеб. И твердила, что ее надо убить… Я попробовал пробиться через эту детскую истерику к здравому смыслу, ничего не понял и побежал домой. Он… лежал, как маленький щенок. Съежившись и с этими ужасными огромными ножницами в руках. Вокруг была кровь. Много крови. Я попытался поднять его на руки и оказался сам в крови. Кажется, я плакал. Вика заперлась в своей комнате, отчаянно крича. Катя сидела, и смотрела в одну точку, с бессмысленной улыбкой. Это было очень страшно. Но потом появилась Рита. И стало еще страшнее. Потому что у Риты не хватило сил остаться в здравом рассудке…

— То есть?

— Понимаете, Саша, в тот момент, когда она увидела мертвого Илюшу, она сошла с ума. Вся жизнь ушла, осталась только злоба. Она стала жестокой. Возненавидела девчонок. Особенно Катю. Она ее избивала, понимаете? Более того, когда я пытался защитить девочку, она плакала! В конце концов я устал от этих ужасов — на моих глазах методично избивали совсем маленькую девочку, и я отправил жену в психиатричку. Там ее чем-то долго лечили, и она притихла. Вернулась домой оглушенная, часами сидела на стуле, раскачиваясь, и странно улыбалась, глядя на меня. Вика немного подросла и заботилась о ней с такой нежной трогательностью, а Катя… Катя ее ужасно боялась. Однажды утром Рита вдруг сказала мне странную и страшную вещь, а когда я вернулся, ее уже не было в живых. Она… покончила с собой. Теми же самыми ножницами перерезала себе вены.