Миссис Брайс устало вздохнула:

— Гарольд, скажи что-нибудь. Объясни ей, что она должна поехать с нами.

Мистер Брайс нахмурился.

— Итак, — изрек он. — Если ты не хочешь слушаться родителей, живи сама по себе. Это твоя жизнь, и решать тебе. В нашем доме тебя больше не ждут.

Эмили глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено стучащее сердце.

— Прекрасно. — Она выдержала его взгляд, решительно выставив вперед подбородок. — Если вам так угодно. Но я не позволю собой командовать. Я больше не ребенок и буду жить сама и совершать собственные ошибки. — Она посмотрела на Дейзи, которая шла с полной корзиной. — Дейзи, иди сюда. Я тебе помогу. Держи мешок.

— Пошли, Марджори. Ты промокнешь. Мы зря тратим время, — сказал мистер Брайс.

Мать помедлила, отвернулась, а потом снова посмотрела на дочь.

— Это все тот парень? Австралиец? — спросила она. — Я знаю, что ты все еще с ним видишься, хотя мы против. Мы связывались с госпиталем, куда его перевели. Это он тебя научил бунтовать против родителей.

— Нет, мама. Я сама все решила. Просто раньше у меня не было такой возможности. — Эмили открыла мешок.

— Тогда удачи тебе, — бросила миссис Брайс. — Надеюсь, тебе понравится жить в хижине посреди Австралии. — И она ушла, увязая в грязи изящными туфельками.

Эмили почувствовала дрожь в руках и тошноту. Это была ее семья и дом. Место, где она раньше чувствовала себя любимой. Безопасное место. Ей очень хотелось крикнуть им вслед:

— Извините! Я не хотела этого сказать! — Но это бы значило расстаться с Робби и бросить работу, а она не собиралась делать ни того ни другого.

По дороге домой, трясясь в телеге, девушки пристали к Эмили с расспросами.

— Это что, твои мамка с папкой были? — спросила Морин.

Эмили кивнула. После встречи с родителями ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Она не рисковала говорить, боясь расплакаться.

— Они на тебя прямо напали, — заметила Алиса. — В чем дело-то?

Эмили глубоко вздохнула:

— Они хотели меня забрать. Сказали, что эта работа слишком грязная. У меня за спиной договорились, чтобы меня отпустили. Даже нашли мне должность у солиситора.

— И ты не согласилась? — удивилась Морин. — Ты что, с ума сошла? Хорошее занятие в сухой чистой конторе, а там, глядишь, и мужа-законника себе нашла бы.

Эмили рассмеялась:

— Мистеру Дэвидсону по меньшей мере семьдесят, но служба действительно была бы неплохой. Но я уже работаю здесь и никого не подведу.

— Это хорошо, — сказала Руби. — Мы бы по тебе скучали.

— Твоя мамка похожа на старую корову, — вмешалась Алиса и положила руку Эмили на плечо. — Не бойся, милочка. Теперь у тебя есть мы.

Мисс Фостер-Блейк ждала их. Они снимали грязные сапоги и мокрые макинтоши в отдельной комнате.

— Отлично, дамы. День был тяжелый, но вы справились… — Увидев Эмили, она осеклась: — Я уж думала, мы вас больше не увидим. Ваш отец пустил в ход свои связи.

— Ну и что, — сказала Эмили, — я дала обещание быть фермерской девушкой и не брошу это дело, что бы ни думали мои родители.

К ее удивлению, мисс Фостер-Блейк улыбнулась:

— Хорошо. Для этого нужна храбрость. И еще чувство долга. Вы молодец, мисс Брайс. Вы со всем справитесь.

Эмили направилась в дом, и тут мисс Фостер-Блейк ее окликнула:

— Вам пришло письмо. От вашего молодого человека, как я понимаю.

Эмили побежала наверх и схватила конверт со стола. Робби не так часто писал письма, как она сама, и каждая его строчка была для нее драгоценна.

Эмили неподвижно сидела на нижней койке и смотрела на письмо. Она знала, что это неизбежно, что это непременно случится, но после целого дня тяжелой работы и ужасной сцены, устроенной родителями, это было уже слишком. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и попыталась их сдержать. Раньше она никогда не плакала прилюдно. Она прижала руку ко рту, и тут в комнату вошла Алиса.

— Что, милочка, хорошие новости? — И тут она увидела лицо Эмили. — Господи. Что случилось?

— Мой друг, Робби. Он лежал в госпитале, а теперь возвращается в свою часть во Францию. В воскресенье мы увидимся в последний раз.

Алиса обняла ее костлявой рукой:

— Ты поплачь, милочка, это всегда помогает.

— Я не очень-то умею плакать. — Эмили попыталась улыбнуться. — Но я так за него боюсь, Алиса. В госпитале для выздоравливающих, где мы встретились, сиделка сказала мне, что авиаторы живут примерно по шесть недель.

— Но он уже прожил столько. Если повезет, война закончится, ты и глазом не успеешь моргнуть.

— Господи, я так на это надеюсь.

Она плеснула в лицо холодной водой, чтобы мисс Фостер-Блейк не заметила следов от слез, и пошла ее искать. Начальница сидела в маленьком кабинете и возилась с бумагами.

— Новобранцы приедут в понедельник. — Она посмотрела на Эмили. — Всего семь человек. Очень мало. Но я думаю, мы справимся. Вы чего-то хотели?

— У меня к вам просьба. Не могли бы вы в субботу отпустить меня с работы пораньше, чтобы я поехала в Плимут? Моего молодого человека выписывают из госпиталя и отправляют во Францию. Мы теперь долго не увидимся. А так мы могли бы провести вместе вечер субботы и воскресенье.

— Вечер или ночь? — резко спросила мисс Фостер-Блейк. — Это не слишком мудро, мисс Брайс. В конце концов, вам нужно думать о своей репутации.

— О нет. — Эмили залилась краской. — Ничего такого. Робби лежит в госпитале. Он сказал, что закажет мне номер в пансионе, где остаются жены и невесты. Он очень приличный человек, мисс Фостер-Блейк.

— Однако вашим родителям так не кажется. Они сказали, что он плохо на вас влияет.

— Моя мать его не любит, потому что он из Австралии. Ему наплевать на наши правила, и она бы не хотела мне такой партии. Но он хороший человек.

— То есть вы собираетесь выйти за него замуж и уехать в Австралию после войны?