— Я бы мог понять, если бы ангельские волосы летели по ветру, — сказал Иставан, стряхивая их с лица. — Но ведь они просто кружатся повсюду. Чепуха какая-то. Все здешние обитатели прокляты, от семов до лагонов. Если тебя не схватит сухопутный большерот, то отыщут песчаные черви… или хищные нурлы. Они походят на обычные камни до тех пор, пока не обнажат зубы длиною с меч и не перекусят тебя пополам. А что останется, подберут кровососущие лишайники. — Он подхватил очередной пучок летающих нитей и стал наматывать на руку. — А может быть, ангельские волосы замучают тебя до смерти.

Наемник зевнул от скуки, оглянулся, чтобы понять, слушает ли его кто-нибудь, и, не заметив никакого внимания, продолжал:

— Эта пустыня — настоящий рассадник чудовищ. Недаром менестрели утверждают, что здесь земная преисподняя. Знаете, что они говорят о ее происхождении? Дзанос с Доалом оспаривали господство над миром, и победил первый. Но он забыл включить Носферус в список своих владений, и Доал воспользовался этим! Вот почему он безраздельно правит здесь. Я просто с ума сойду! — Иставан огляделся по сторонам. — Впрочем, мои товарищи тоже, кажется, сумасшедшие, и тогда я им больше понравлюсь.

Он закашлялся и вытащил изо рта очередную прядь ангельских волос.

— Проклятые червяки! Здесь даже нельзя насвистывать при ходьбе. А когда взойдет солнце, эта земля превратится в раскаленную сковородку. Кажется, я найду тут свой конец.

— Если будешь столько болтать, то вскоре почувствуешь жажду, — предупредил Гуин.

— Хуже хождения по этой доаловой пустыне может быть лишь хождение в тишине. — Иставан облизал губы. — И как вы только не свихнетесь?

— Из-за твоей болтовни мы не услышим, если кто-нибудь подкрадется к нам. Лучше уж свихнуться, чем быть сожранным.

Наемник на некоторое время замолчал, но вскоре снова забубнил:

— Хоть бы Суни нашла нам что-нибудь поесть. Я могу подождать до рассвета, но не больше. Я бы уплел даже то, что жрут дикари. Ну же, человек-леопард, скажи этой девчонке, чтобы поискала еду. Ты меня слышишь?

Гуин зарычал, но все же заговорил с Суни. Та задумалась.

— Кстати, ты умял целый плод васьи и ни с кем не поделился, — напомнила наемнику Ринда.

— Да у него вкус, как у доалова дерьма, — скривился тот. — Ах, извините. Я сказал еще одно грубое слово в присутствии святой принцессы Парроса. Какой позор!

Он отвернулся и с силой плюнул в темноту.

— Имиру! — взвизгнула вдруг Суни, подскочила к Иставану и толкнула его в грудь.

— Что ты делаешь, глупая обезьяна? — Наемник отбросил ее в сторону и вдруг заорал: — Помогите! Темнота схватила меня!

— Хиии! — Суни отскочила в сторону, и близнецы последовали ее примеру.

Действительно, казалось, что нападает сама темнота. Она заколыхалась, словно густой бульон, и потащила Иставана за правую ногу.

Он вскрикнул и потянул за эту ногу руками. Наемник даже не догадался схватиться за меч, а нога исчезла до колена.

— Ай! Оно все поднимается! — Иставан рухнул наземь, пытаясь выбраться из темного желе. — Да помогите же! Сделайте что-нибудь! Вы так и будете стоять и смотреть?

Ринда протянула было руку, но Гуин оттолкнул ее в сторону.

— Не прикасайся, это идохи! Слишком опасные твари!

— Но он же погибнет!

— Отойди!

Гуин схватил несчастную ногу наемника и приподнял ее над землей.

— Прикрой лицо, будет очень горячо! — Гуин поднес факел к бесформенному чудовищу.

— Да ты поджаришь меня живьем! — закричал Иставан.

Но Гуин уже сунул факел в колышущуюся массу.

Ринда невольно вскрикнула. Нога Иставана сама, казалось, превратилась в огромный факел. Бесформенное существо пылало и корчилось.

— Прекрати! Прекрати! Как горячо! — Наемник голосил, словно ребенок. — Воды! Кто-нибудь, погасите меня!

— Гуин, у нас же нет воды, он умрет! — Ремус в панике взмахнул пустой флягой.

Но человек-леопард воткнул ногу Иставана глубоко в песок и придавил ее своим весом.

— Нет! Гуин!

От запаха горелой плоти Ринде стало плохо. Она опустилась наземь и закрыла лицо руками.

— Вот так вот, — сказал Гуин, поднимаясь.

Иставан все еще лежал на песке. У него кружилась голова. Его до пояса покрывала корка из сгоревших идохов. Однако кожаный сапог уцелел и на теле не было видно следов крови.

— Гуин, ты цел? — спросила Ринда, подскочив к нему.

Тот поднял голову и стряхнул с себя налипшие остатки идохов.

— Ты же обгорел! — воскликнула принцесса, в ужасе глядя на его широкую грудь.

— Пустяки. Вот Рандоч… Там мне доставалось и похуже, намного… — Он неожиданно замолчал.

— Что ты сказал, Гуин? Т-ты кое-что вспомнил! Рандоч? Это твоя родина? — спросила Ринда с нетерпением.

Человек-леопард на мгновение задумался, забыв об ожоге, затем покачал головой и произнес:

— Хорошего мало.

— Ремус, мы что-нибудь учили о Рандоче? — спросила Ринда.

— Ну, я помню, что есть Рангарт в герцогстве Каулос, а еще вольный порт Ригорл… — ответил тот задумчиво, с трудом припоминая уроки географии.

— А ты, Иставан? — Принцесса повернулась к лежащему наемнику: — Ты там бывал, правда?

— Помилосердствуй же, хоть ради Доала! — Тот принялся щупать свою ногу. — Я тут помираю, а тебя интересуют лишь воспоминания человека-леопарда?

— Но ведь он спас тебя, не так ли? А ведь ты сам нарвался!

— Откуда мне было знать про эту штуку? Разве вы ее видели? Только бы мне больше не попадалось таких тварей! Когда она меня схватила, мне показалось, что я лишился ноги. Она так похолодела, что я подумал, будто ее уже нет!

Суни что-то сказала Гуину, и тот, улыбаясь, перевел:

— Она говорит, что это тебе урок. Нападение идохов ужасно, но они не так агрессивны, как прочие здешние твари, вроде большеротое или песчаных червей. А напали они лишь потому, что ты плюнул. Ты сам себя выдал.

Иставан снова выругался.

— Тебе повезло, что у меня под рукой был огонь, — добавил Гуин. — Идохов не разрубишь мечом или ножом, их можно только сжечь.

— Откуда ты знаешь? — спросила Ринда шепотом. — Ты удивляешь меня все больше.

— Просто знаю, и все. Что-то подсказало мне: огонь — единственное средство.

Принцесса покачала головой, осторожно отряхнула пепел с его груди и спросила:

— Ты действительно не сильно обгорел?

— Действительно. Кстати, все живы?

— Суни! — Ринда огляделась и увидела, как та появилась из темноты, что-то сжимая в руках.