зеркало едва вмещает мое лицо. На постели лежит книга, которую я не успею дочитать – это единственное, о чем я буду сожалеть.

До казни четыре часа, и я, наверное, должен подготовиться. Сочинить речь, которую – какая милость – мне позволят сказать в присутствии свидетелей моего триумфа.

«Оставайтесь здесь, ублюдки, завидуйте молча, я познаю то, что вам испытать никогда не светит».

Нет, злобно.

«Спасибо, мама, что родила такого подонка. Мир тебе этого никогда не простит».

Уже лучше.

Я в предвкушении, не могу усидеть на месте. Охранник косится, ухмыляясь – думает, я боюсь, но это не так. Я жду этого, как лучшего подарка в моей жизни, самого большого приключения, жду уже шесть лет.

Время ползет, как больная трехсотлетняя черепаха.

Будет ли это щекотно? Буду ли я дергаться и дымиться? Будет ли это зрелище жалким или грандиозным? Одновременно хочется и почувствовать всю гамму ощущений, и увидеть это со стороны.

«Я ни в чем не раскаиваюсь, всю мою жизнь я делал то, чего другие не делают лишь из страха перед наказанием. Не говорите, что вам не кажутся привлекательными мучения других людей – в этом случае вас бы здесь не было».

Нет, патетично.

До казни три часа, с минуты на минуту придет священник – милый джентльмен, развлекавший меня беседами и шахматами. Беседами, между прочим, совсем не богословскими – не думайте, что все священники способны болтать только об одном. Однажды я спросил его, кем надо быть, чтобы добровольно служить в тюрьме? Та еще дыра, если подумать.

– Идиотом, – ответил он. С тех пор он мне нравится.

Сегодня он улыбается как-то особенно умиротворенно.

– Хочешь, – спрашивает, – я отпущу тебе грехи?

Нет, спасибо, они принадлежат мне, никому не позволю забрать их.

Близится время последней трапезы, но аппетита совсем нет. Я прошу священника составить мне компанию – за разговором время проходит быстрее. Что бы мне попросить: омаров в белом вине, пиццу, галлюциногенных грибов? Не хватало еще обосраться на электрическом стуле, я слышал, такое бывает.

До казни два часа. Хочу шоколадку и черный кофе. Хочу свой посмертный выпуск новостей и неувядающую славу человека, изящно отправившего на тот свет пару десятков себе подобных. Но если моим мечтам не суждено сбыться, сойдет и просто шоколадка.

«Уверены, что я не воскресну и не приду за кем-нибудь из вас, уважаемые зрители?»

Ладно, остряк, лучше тебе помолчать.

Надеваю чистые носки. Прощай, уютная камерка, я больше не вернусь.

Затягиваются широкие ремни. Это приятно, чувствовать себя привязанным. Будто вернулся в блаженную пору младенчества и лежишь, туго спеленутый – нет возможности пошевелиться, но нет и желания, так уютно в путах.

Открывается занавеска. За стеклом, как аквариумные рыбки, с такими же бессмысленными взглядами и приоткрытыми ртами, моя замечательная публика. Я – на большом экране кинотеатра. Сейчас все будет происходить медленно-медленно.

– Желаете сказать последнее слово?

– Ирония.

Где мои овации? Что я вижу в ваших лицах, неужели жалость? Какое ужасающее лицемерие, разве не пришли вы сюда, чтобы злорадствовать? Вы думаете, что я этого достоин? Да, достоин, благодарю за оказанную честь. Но вы ничем не лучше, вы сидите здесь и ждете, пока по ту сторону стекла начнется агония. Вы больные, честное слово, просто больные. Я – нейролептик, принимайте меня регулярно, чтобы окончательно не слететь с катушек.

Как жаль, что мне закрыли лицо, хотел бы я видеть их рожи в тот самый момент, когда…

Интересно, заметил ли кто-то мою эрекцию? Пусть она будет им насмешкой.

Сердце бьется через раз, пытаюсь вдохнуть – не могу. Чувствую вкус, будто во рту ржавый гвоздь, кажется, сейчас услышу, как рвутся напряженные до предела мышцы. Смотрите, тусклые люди, кажется, я начинаю сиять.

Ну же, еще немного, и…

…все электричество мира осталось во мне.

Счастье

Туманным сентябрьским вечером

оступился у края пропасти.

Так и познал счастье –

быстро

и почти безболезненно.

(F)etish

F – История первая: предательство

Меня всегда привлекали люди с запахом пожара. Их волосы и одежда, пропахшие терпким дымом… Часами стоял бы среди них и просто дышал, но время не так снисходительно, чтобы я мог себе это позволить.

Рыжее зарево на фоне бледного неба, ветер в мою сторону, во рту пересохло от дыма. Идеальный коктейль ощущений, на котором, словно на чашке крепкого кофе, мне предстояло протянуть целый день. И мне казалось, что день этот будет особенным, раз уж он так хорошо начался…

– Снова опоздал. Где ты был?

На пожаре.

– Проспал.

Я постарался сделать виноватый вид, но передо мной маячило лишь круглое начальственное пузо, неизменно восхищавшее меня совершенным сочетанием размера и формы. Пузу не было дела до моей вины, но где-то там, наверху – злобные глазки, и я почти осязал взгляд, нацеленный мне в макушку.

– Третий раз за месяц? Купи нормальный будильник, – банально отворчался шеф и удалился.

Да, третий раз. Как же я люблю идиотов, не выключающих утюги и засыпающих с зажженными сигаретами.

Вы, вероятно, ждали интересного повествования. Приключений, захватывающих историй и вызывающих желание поплакать драм… Напрасно. Вот моя жизнь – унылый офис с одинаковыми столами, бесконечные столбики цифр и буквенных сокращений на мониторе.

– Почему ты не снимаешь куртку? – на мгновение прервав размеренный стук клавиш, спрашивает та, чьего имени, наверное, никогда не запомню. – Здесь совсем не холодно.

Очень интересная тема для разговора, продолжай в том же духе.

– Из окна дует.

Куртка, не бывавшая в стирке месяцами, впитала в себя все пожары, на которых я побывал. Смесь получилась удивительная. Со временем запах выветривался и становился едва уловимым, но я все еще мог различить нюансы: ароматы разных пород дерева, обугленные кирпичи, смердящий пластик и раскаленный металл – во всем этом есть своя прелесть. Пока куртка на мне, я словно живу немного иной жизнью – той, где нет вас, вашего пусто трепа, моих бессмысленных действий.

Я – человек с запахом пожара. Делает ли это меня особенным?

Они невыразимо прекрасны. А я слишком труслив, чтобы любить их вблизи. Чувство опасности завораживает, но жар и кашель как-то мешают насладиться моментом. Только представляю себе, что я внутри пылающего здания, задыхаюсь, падаю на горячий пол и теряю сознание до того, как начинаю плавиться. В этих фантазиях я никогда не видел себя обгоревшим трупом, лишь пузырящейся зловонной лужицей на полу, словно был сделан из пластмассы. Быть может, в глубине души мне не очень-то нравилось