— Идиотизм, — покачал головой, прижимаясь вспотевшим лбом к груше. Сзади послышались шаги. Не она. Тата ходит тихо, осторожно, будто опасаясь чего-то. Это Нурлан, слышно по слоновьему топоту.

— Доброе утро. Если оно, конечно, доброе. Ты что, не спал? — Нур обходит его, цепляет внимательным взглядом. — Давно бедную грушу дубасишь? Кофе будешь? — поднимает бумажные стаканы.

— Доброе. Не спал. Давно. И буду, — стащив перчатки, отбросил их на диван. Размял мышцы, похрустел позвонками. Массаж так и не состоялся. — Рассказывай. Где она была вчера? Куда ездила?

Лис передал ему кофе, присел на край подлокотника. Приподнял брови, въезжая в вопрос.

— Ты о Татке, что ли?

— О ней.

— В банк. Деньги сняла. Потом со своим женихом встретилась. Дальше я не смотрел. Личная жизнь всё-таки.

Какая нахуй личная жизнь? Это он, Бес, её личная жизнь.

— А должен был посмотреть. Она рано вернулась.

— Ну об этом я ничего не знаю. Вернулась, значит, так захотела. Я тебе, кстати, инфу по парню принёс вчера. Видел?

— Видел. И что, это всё?

— А что ещё? Пацан как пацан. Неудачник среднего звена. Не работает, учится вроде. Видать, на Таткины деньги и живёт.

Дааа… Теперь понятно, почему он не задаёт ей вопросов и не интересуется, где работает невеста. По ходу, альфонсу это не особо интересно. А возможно, даже известно.

— В общем, можешь про него забыть. Ни о чём, — подытоживает Нур и отпивает кофе. — А принцесса наша как?

— Я тебе уже говорил: не называй мою женщину нашей.

Принцесса, блядь. Как же. Двуличная сучка, из тех, которые живут с одним, а ебутся с другим. Беспринципная дрянь.

* * *

Я всё-таки открыла коробочку с подарком. Открыла и обомлела. Ценника здесь не было, но я бы и не хотела его видеть. Боюсь рехнуться.

— Смотри, — показываю Полосатику красивые серёжки с драгоценными камнями. В том, что они драгоценные, я не сомневаюсь ни минуты. Шах не из тех, кто станет дарить побрякушки.

Бриллианты (а это именно они) играют и переливаются на солнце, а я кусаю губы, не решаясь их надеть. У меня сроду не было таких украшений. Из украшений только золотая цепочка и колечко, которое Сеня подарил. Да и то я оставила дома — не хватило совести носить его при другом мужчине. Это слишком личное.

Котёнок поднимает на меня взгляд, мяукает. Мол, по боку мне твои брюлики, поесть бы чего-нибудь. Запереть малыша в пустой комнате я не смогла. На свой страх и риск взяла в спальню, соорудив ему лоточек и украв из-под пальмы у бассейна песка. Надо отдать должное Полосатику, он сразу же смекнул, для чего нужна эта штука, и с удовольствием воспользовался удобствами.

— Хорошо, подожди меня здесь, принесу тебе молока, — и тороплюсь вниз, чтобы приготовить завтрак для Беслана. Вчера мы как-то не очень хорошо расстались. Вроде бы всё было нормально, а потом вдруг переменчивый, как обычно, Шах отчего-то разозлился. Сейчас сварганю ему вкусный завтрак и поблагодарю за серёжки. Быть может, даже случится кое-что ещё…

Корю себя за такие мысли. Неправильно так всё… Катастрофически неправильно. Я больше не думаю о сексе с Шахбулатовым, как о чём-то запретном и нехорошем. Более того, я жду этого и втайне хочу, чтобы он схватил меня, как в прошлый раз, и швырнул на свою кровать.

Быстро возвращаюсь в комнату, ставлю на пол пиалу с молоком и, пока Полосатик лакает, бегу на кухню. С блюдом особо не заморачиваюсь, вспоминаю бабушкин рецепт драников. Самое то, чтобы удивить такого мужчину, как Беслан. Вряд ли он когда-нибудь пробовал нечто подобное.

* * *

— Это что? — спрашивает он, а я залипаю на накачанные предплечья. Мускулы как канаты, так и играют под кожей. И капли воды после душа ещё не высохли, так и манят их стереть…

Беру себя в руки. Видать, кофе перепила с утра.

— Это драники со сметаной. Садись, — киваю на стул и немножко жалею, что не успела отнести ему завтрак в комнату. И снова мысленно даю себе увесистую затрещину. Мне стоит быть осторожнее со своими мыслями.

— Драники? — он послушно садится, но продолжает смотреть на золотистые, поджаренные оладьи, как на нечто опасное и несъедобное. Тут становится обидно.

— Да, и их едят, — говорю обиженно, и он, наконец, поднимает на меня взгляд.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Из чего они?

— Картофель и немного муки… Жаренные на масле… — мне вдруг приходит в голову мысль, что, возможно, он не ест жареное. А тем более картошку. Вон весь холодильник забитый органическими, «здоровыми» продуктами. Вот же я дурёха… Надо было запечь.

Он снова опускает взгляд на тарелку, вздыхает. Молча берёт в руки приборы и принимается за еду. Отпиливает ножом кусочек, макает его в соусницу со сметаной и отправляет в рот. А я стою, прижав руки к груди, и кусаю губы до привкуса крови.

Он ест! Ест!

Сама не знаю, что заставило меня испытать такой восторг, но я чувствую, как потеют пальцы и начинают чесаться ладони. Это так приятно… Безумно приятно видеть его вот таким. В домашних спортивных штанах, жующим мои драники. Это романтично, что ли…

Так стоп! Я снова о чём-то не о том.

— Ну как? — спрашиваю настороженно, когда он, утаскивая к себе на тарелку ещё один драник, этой же вилкой указывает на стул напротив.

— Сядь и ешь, — строго так. Отчего опять злится? Что снова не так?

Я плюхаюсь на стул, беру приборы и молча начинаю есть. Почему-то душит горло обида. Я старалась, между прочим. А он мне: «Сядь и ешь»! Но он поглощает уже третий драник, а значит, не всё так плохо. Может, просто он по жизни такой, злючий.

— Рад, что ты, наконец, надела серёжки. Нравятся? — спрашивает уже более мягко, и я растягиваю губы в улыбке.

— Да. Они красивые. И дорогие…

— Ага. Дорогие. Потом сможешь продать, — бросает вдруг резко и поднимается. Я обалдело поднимаю голову, открываю рот, чтобы спросить, что произошло, но тут случается то, что предвидеть я, в принципе, могла, но почему-то упустила этот момент…

На кухню врывается Полосатик. Именно врывается, потому что сначала он ударяется о дверь, а потом влетает в кухню. Видимо, висел на ручке и пытался её повернуть, маленький проказник. Я знала, что коты умные существа, но чтобы настолько…