Пробило три часа и три четверти. Почитай, торговля закончена. Кидай брюкву в телегу и запрягай лошадь, крестьянин. Да и то сказать: грех жаловаться. Старые коренья сколько в погребе провалялись? А ведь нашёлся балбес, целый мешок унёс и почти не торговался. Небось на прокорм скоту взял. Или варить собрался? Ладно, не твоего ума дело. По крайней мере, будет на что собственных сопляков приодеть. Ну, всё?

Нет! Пресвятая Богородица! Смотри, кто на рынок пожаловал! Племянница богача Эберлера собственной персоной! Ай-яй-яй, а мы уже собираться начали. Юная госпожа, пожалуйте! Такой сладкой брюквы во всей Священной Римской империи не найти!

Анна Магдалена Эберлер шла меж телег и лошадей, словно королева по дорожке к трону. Казалось, девушка собиралась одарить подданных орденами и медалями, каприза ради упрятанными в прозаическую корзинку. От взгляда голубых глаз млели грубые крестьянские сердца.

– Сюда, фройляйн, сюда! У меня самая вкусная свёкла! Красная, как ваша молодая кровь!

– Не слушайте его, милая! Лучше возьмите мою капусту! Крепенькая, хрустящая, как и вы сами!

– А вот яйца большие, свежие! Дай вам бог, милая, жениха с такими же статями!

Солёные шуточки совершенно не задевали мадемуазель Эберлер. Анна весело улыбалась, шагая меж тянущихся к ней загорелых рук.

– Добрый день, дорогой Буркхарт! – приветствовала она пожилого эльзасца с козлиной бородкой. – Как ваше колено? Всё ещё ноет по утрам?

– Уже нет, фрейлейн, – отвечал мужичок неожиданным басом. – Неделю прикладывал примочки, теперь как новенькое! Хотите солонины? Хорошо провялилась!

– Спасибо, друг мой, отрежьте чуток… Рада за вас! А как ваши дела, тётушка Руни?

– Ох, милочка, не спрашивайте! Петер, младшенький, прихворнул… Скучный стал, не играет, только сидит да похрипывает… Зелени-то хотите?

– Разумеется! И капусты пару кочанов… А насчёт хвори, так это к знахарю надо…

– Ох, боюсь я его, фрейлейн… Говорят, не травками он торговать приезжает, а снадобьями колдовскими!

– Ну?

– Святой истинный крест! Ещё превратит мальчика во что-нибудь… Лучше пусть малыш сам помрёт, зато Христос за него заступится и возьмёт в царство светлое…

– Не слушайте эту дурёху, госпожа! Травник шварцвальдский нынче имеет дело с одним профессором Вёльффлином! Вот Рунхильд и злится. И то сказать: профессор золотом платит, а откуда оно у нас? Зато репа, смотрите – как на подбор, и сама точно золото светится! Купите, не пожалеете!

– Спасибо, Ренé, спасибо! Обязательно куплю!

Анна Эберлер шла через рынок, раздавая улыбки, раскланиваясь с крестьянами, подмигивая их жёнам. Девушку хорошо знали в округе. Дядя Маттиас не снисходил до общения с простым людом. А юная Анна не гнушалась встречаться с народом, и её очень любили.

– Четыре часа! – прокатился по рынку голос глашатая. – Торговля закончена!

И тут же меж рядов побежали стражники, зорко высматривая, все ли уже попрятали привезённое.

– Батюшки! – вскричала Анна, схватившись за голову. – Не успела! Вот растяпа… Что же делать?

– Я могу чем-нибудь помочь, сударыня?

Анна обернулась и обнаружила капитана гвардии его преосвященства. Тут же выражение детского испуга на лице пропало, сменившись холодом неприступной невинности.

– Ах, это ты, Гуго… Рада видеть. Ты как раз вовремя.

Капитан Шлегель наклонил голову:

– Если я могу быть полезен…

– Можешь. Будь добр, окороти стражу. Мне нужно купить дюжину яиц и сыра.

– Ты же знаешь, это запрещено, – тихо сказал Гуго. – Совет не одобрит такого самоуправства…

Анна презрительно сморщила носик.

– Пф! Твой начальник – сам епископ базельский! Кто смеет противиться его воле?

– Да, но…

– Или ты сейчас же отзываешь своих грабителей, или я пожалуюсь дяде!

Теперь уже фыркнул Гуго:

– Нашла чем угрожать! Этот мешок способен шевелиться, только когда ему запускают руку в карман. И стражники не мои, а совета. Придумай что-нибудь поинтереснее.

Юная госпожа стала красной с лица:

– Тогда… Больше не ходи на пристань, вот! И нечего околачиваться под окнами! Дядя и так готов выслать тебя из города!

– Руки коротки! – расхохотался Шлегель. – Пусть грозится старый осёл. Но вот насчёт пристани… Ты это серьёзно?

Анна кокетливо посмотрела на гвардейца:

– Сначала прогони стражу, потом поговорим.

– Ладно, – усмехнулся Гуго Шлегель, набрал в грудь воздуха и заорал так, что Анна чуть не села в чью-то корзину. – Эй, вы, мерзавцы! Убирайтесь с площади и ждите моего разрешения! Работа рынка продлевается на четверть часа!

Крестьяне благодарно залопотали, но смолкли, увидев, что к Гуго подошёл, разминая пальцы, длинный прыщавый стражник.

– Ты кто такой, малыш? – спросил он глумливо. – Из гвардии, что ли? Видать, мало мы вашим наглецам зубов повыбивали. Тоже захотел получить?

Гуго не изменился в лице.

– Я приказов не повторяю, – процедил он. – Пшёл вон.

– Ах… ты… – стражник потерял дар речи, – щенок сопливый! Я тебе щас…

Рука Гуго легла на рукоять меча. Анна взвизгнула и отскочила за телегу тётушки Руни. Но тут прыщавого верзилу схватил за локоть другой стражник, постарше.

– Ты что, ополоумел? – завопил он. – Это же капитан Шлегель! Жить надоело?

– Я ему рожу разобью! – пытался высвободиться дылда.

– Болван! Не сносить нам голов! Пошли, не будь дураком. Извините, господин капитан! Юрген только неделю служит, молодой ещё, глупый…

Долговязый понурился и побрёл к ратуше.

– Негодяи! – Гуго отпустил меч. – Понабирали в стражу пёс знает кого…

– Спасибо, господин капитан! – с чувством сказала тётушка Руни. – Совсем нет управы на этих разбойников…

Из-за телеги вышла Анна и задорно сверкнула глазами:

– Вот какой ты, оказывается!

– Какой? – усмехнулся Гуго.

– Опасный! – игриво заметила девушка и тут же, спохватившись, прервала сама себя: – Слушай, окажи услугу! Помоги мне с покупками! Нести тяжело…

Гуго взял у Анны корзинку. Вид у него сделался препотешный, торговки захихикали, но тут же стушевались под грозным взглядом капитана.

– Проводи меня до дома, пожалуйста, – сказала девушка. – Ой! А сыр? Опять забыла, глупенькая! На рыцаря засмотрелась!

И Анна так заразительно рассмеялась, что насупленный Гуго поневоле улыбнулся.

Они купили сыр, яйца и двинулись прочь под прощальные возгласы торговцев. Охранники, сидевшие у стены ратуши, недружелюбно глядели вслед. Покидая торжище, капитан небрежно обронил на ходу: