— Что случилось, Джоди? Здесь нет ничего страшного,

— Не хочу, — простонала она. — Не пойду туда!

— Ничего страшного, можно и не идти, если не хочешь. Поедем вниз на эскалаторе.

Мы пошли к эскалатору, и, пока спускались, Джоди крепко держала мою руку.

— Я зайду туда с папой, — сказала она, наморщившись.

— Куда, в лифт?

Она кивнула:

— Напутаю его. Посмотрим, как ему понравится. Покажу ему.

— Почему ты хочешь напугать его, Джоди?

Но она только пожала плечами. Она снова ушла в себя, и дверца в ее прошлое, только что чуть приоткрывшаяся, снова захлопнулась.

Джоди быстро отошла от испуга, и к нашему возвращению домой настроение ее снова было хорошим. Я все хвалила и хвалила ее, повторяя, как хорошо мы провели время и как я рада была с ней пообщаться. Она сказала, что проголодалась, так что я оставила ее играть с ее куклой Джули и ушла в кухню. Она захотела бутерброд с арахисовым маслом, и я тонко намазала маслом хлеб. Непременно нужно было что-то делать с ее лишним весом. Я поставила тарелку на поднос для завтрака, налила сок в стакан, потом направилась в комнату, сказать, что все готово.

Что-то заставило меня на мгновение задержаться перед тем, как войти. Возможно, тишина. Я не слышала привычного бормотания, которое сопровождало все, что делала Джоди. Я заглянула в полуоткрытую дверь и застыла. Она по-прежнему играла с Джули: сняла с нее платье и лизала у куклы между ног. Она издавала низкие, хриплые звуки, словно от удовольствия, и совершенно не замечала моего присутствия. Я вошла, и Джоди посмотрела на меня.

— Какая-то странная игра, Джоди. — сказала я спокойно. — Чем ты занимаешься? — Я знала, что демонстрировать хоть какую-то тревогу или удивление нельзя, а если запретить ей что-либо, то можно по-лучить обратный результат. Кроме того, нужно было выяснить, понимает ли она, что делает.

Она посмотрела вниз, кукле между ног, потом снова на меня. Ни тени смущения.

— Целую, — ответила она, усмехнувшись. — Она любит, чтобы ее целовали, да.

— Тебе не кажется, что это странное место, чтобы целовать ее? Мы обычно целуем друг друга в щеку.

На ее лице мелькнуло удивление.

— Но у тебя же нет мужчины. Мужчины целуют сюда… — Она показала на обнаженную промежность Джули. — А девочки сюда… — И она ткнула пальцем в щеку.

Я подошла к ней и села рядом на полу. Нужно было не терять спокойствия, чтобы и Джоди оставалась спокойной, и постараться разговорить ее. Необходимо было узнать, что и где она видела, разобраться с этим и сообщить ее социальному работнику. Она не первая, кто в таком возрасте смотрит видео для взрослых или спит в родительской спальне, где нет перегородки. Я надеялась, что все дело в этом — Джоди лишь имитирует увиденное его. Все же я запишу это в журнале на случай, если начнет проявляться какая-то иная картина. Я старалась оставаться профессионалом: спокойствие и непреклонность.

— Джоди, расскажи мне, пожалуйста, как ты узнала, что мужчины целуют сюда?

— Просто знаю, — пожала она плечами. — Женщинам нравится, и мужчины так делают. Мамы, папы и девочки.

— А Джули у тебя изображала маму или девочку?

— Не знаю. Женщину.

— Тогда, если Джули была женщиной, кем же была ты?

— Мужчиной! — Она нахмурилась, недовольная моей непонятливостью.

— Просто мужчиной или кем-то конкретным?

Она замялась, почесывая бровь:

— Не знаю… Папой… Большим папочкой…

Из этого я еще не могла сделать выводы. Для нее все мужчины были папочками, как и для многих маленьких детей. Нужно было подтолкнуть ее к тому, чтобы она описала, что именно видела и где. Но прежде чем я успела двинуться дальше, она внезапно подскочила и начала со всей злости бить куклу ногами.

— Это все она виновата! — кричала она, сверкая глазами. — Она виновата! Я говорила ей — не надо! Посмотри, что ты наделала! Говорила я тебе, держать свой рот на замке!

Я вздрогнула: пластиковая кукольная голова отлетела к батарее. Джоди кричала на Джули, точно повторяя подслушанные ею слова. Я взяла ее за руку, подобрала куклу и отвела девочку к дивану:

— Ну же, солнышко, успокойся. Не нужно делать больно Джули.

Она уложила куклу себе на колени и погладила по голове, шепотом утешая и успокаивая ее.

— Не бойся, — говорила она. — Со мной ты в безопасности. Шшш… Шшш… Он плохо сделал, правда?

— Да, — ответила я, понимая, что она говорила не со мной, а с куклой. — То, что он сделал, действительно очень плохо… — Я остановилась. — Джоди, иногда мы видим что-то, чего не можем понять. Кажется, что люди делают друг другу больно, и мы очень переживаем от этого. Ты видела, как мужчина целовал так женщину? — Я указала на ноги кукле. — В интимное место?

— Да.

— Где ты это видела? По телевизору?

— В спальне и в машине, — четко ответила она.

— В машине? Не понимаю — телевизор в машине?

Она помотала головой.

— Но ты видела это в спальне и в машине? — Она кивнула. — В чьей машине?

— Какого-то дяди. Большой фургон.

— Это было кино. Джоди, или это было на самом деле? — спросила я после паузы.

Она прищурилась, словно представляя. Я едва расслышала ее ответ:

— На самом деле. Они были там. Девочка и папа.

— И что за девочка? Ты знаешь, как ее звали?

Она прижала кукольное личико к груди:

— Джоди. Я. В комнате Джоди. В папиной машине.

— Твой папа?

— Да.

Какое-то время мы посидели в тишине. Я обнимала Джоди, а она — Джули. Мое сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Подтвердилось самое худшее из моих опасений. Все прежние подозрения указывали на это, но я убеждала себя не торопиться с выводами и надеялась, что ошибаюсь. Джоди вручила мне ключи ко всем своим страданиям, боли, отвращению к себе и отчаянию.

Нужно было еще порасспрашивать ее, выжать все из этого момента, пока она сама готова говорить, но я боялась. Я не хотела слышать ответов, не хотела знать, насколько серьезно было все, что происходило с этой несчастной девочкой. Но мой профессиональный опыт говорил, что сказанное ею сейчас станет решающим в определении ее дальнейшего будущего, и не только в отношении того, вернется ли она к своим родителям. Возникла перспектива возможного расследования. Проходя подготовку к практике опекунства, я посещала занятия по вопросам сексуального насилия. Я усвоила, что неизмеримо важно первое откровение ребенка, поскольку дети редко лгут, и поэтому то, что они скажу! должно быть зафиксировано дословно, чтобы потом это можно было использовать в суде. Я должна была выяснить все досконально. Нас учили: нельзя задавать наводящие вопросы, надо спрашивать так, чтобы ребенок сам рассказал о происшедшем. Увы, больше нам ничего не объяснили, и уж точно, мне самой никогда прежде не доводилось сталкиваться с подобной ситуацией. Но зато я научилась непринужденно обращаться с детьми, которые пережили физическое насилие и испытывали недостаток внимания. Я знала, что сейчас мне необходимо вытащить все это из Джоди наружу, и надеялась, что так я смогу помочь ей раскрыться.