Бандерильеро тоже поручают свои плащи друзьям, чтобы те в них покрасовались, но эта честь чисто формальная, коль скоро их плащи смотрятся по-королевски лишь на расстоянии, зачастую поношены, неоднократно пропитаны потом и подбиты все той же вечной полосатой тканью, что, кажется, идет на подкладку жилетов по всему миру, к тому же сами бандерильеро относятся к этому обычаю с иронией.

Когда парадные плащи наконец розданы или развешены, тореро разбирают с ограды заранее заготовленные боевые плащи, в то время как рабочие арены разравнивают песок, взрыхленный процессией верховых пикадоров, упряжных мулов для вытаскивания бычьих и конских трупов, а также копытами альгвазилских лошадей. Меж тем двое оставшихся матадоров (если бой «шестибыковый») вместе со своими квадрильями перемещаются в кальехон, то есть узкий проход между красными ограждениями барреры и передним зрительским рядом. Матадор, поджидающий своего быка, берет себе один из боевых плащей из плотного перкаля. Обычно тот розовый снаружи, внутри желтый, с широкой жесткой каймой, просторный и длинный, так что, вздумай матадор в него закутаться, подол прикроет колени. Матадор встает за одной из тех небольших дощатых кабинок, что выстроены на арене возле барреры и которые, с одной стороны, достаточно широки, чтобы там укрылось два человека, а другой — достаточно узки, чтобы за них можно было быстро заскакивать; а альгвазилы подъезжают к президентской ложе за ключом к красной двери ториля, того загона, где стоит и ждет бык. Президент швыряет ключ, и если кто-то из альгвазилов сумеет поймать его своей шляпой с пером, публика рукоплещет. Не получится — свистит. Впрочем, зритель воспринимает этот ритуал не очень серьезно. Упавший на песок ключ подбирает кто-то из рабочих арены, отдает его альгвазилам, те галопом пересекают арену, дают ключ привратнику ториля, мчатся обратно, салютуют президенту и скачут на выход, после чего рабочие вновь заглаживают следы копыт на песке. К моменту, когда разравнивание закончено, арена совершенно пуста, если не считать матадора за кабинкой-укрытием, или бурладеро, и двух бандерильеро на противоположных сторонах арены, плотно вжавшихся в ограду. Воцаряется мертвая тишина, все глядят на красные дощатые ворота. Президент подает сигнал платком, звучит горн, и суровый, седовласый, широкоплечий старик — зовут его Габриэль — в костюме опереточного тореадора (купленном для него на народные деньги, по подписке) отмыкает ворота ториля и, натужно распахнув их, убегает, открывая взгляду коридор с низким потолком.

А вот здесь корриду надо видеть. Даже если бы я решил ее описать, вы бы все равно стали свидетелем чего-то иного, потому как и тореро и быки всегда разные, а если бы я взялся перечислять возможные варианты, то глава получилась бы бесконечно длинной. Существует два вида путеводителей; одни читаются до, вторые — после; так вот те, что читаются после события, наполовину непонятны до него. Как и с любой книгой о горных лыжах, половых сношениях, перепелиной охоте или любом ином предприятии, которое невозможно в полном объеме отразить на бумаге или, по меньшей мере, сделать это одновременно для нескольким версий, читатель добирается наконец до места, где автор вынужден ему заявить: уйди и не возвращайся, пока сам не встанешь на горные лыжи, посовокупляешься, подстрелишь перепелку-куропатку или побываешь на бое быков, чтобы понимать, о чем у нас пойдет речь. Так что с этого момента будем считать, что читатель уже видел корриду.

— A-а, вы ходили на бой быков? И как?

— Омерзительно. Невыносимо.

— Хорошо-хорошо, мы увольняем вас с положительной аттестацией, но денег не вернем… Ну а вы? Вам понравилось?

— Ужас какой-то.

— В смысле?

— Я же говорю: чистый ужас, безобразие, тьфу!

— Ладно. Вот вам тоже положительная характеристика, можете идти… Так, а у вас какие впечатления?

— Скукотища.

— Гм. Шли бы вы отсюда… Что же получается, никому не понравилось? Совсем-совсем никому?

Молчание.

— Сэр, вам понравилось?

— Нет.

— А вам, сударыня?

— Решительно нет.

Пожилая дама в глубине зала: А, что он говорит? О чем спрашивает тот молодой человек?

Кто-то из соседей: Он интересуется, кому из нас понравилась коррида.

Пожилая дама: О, а мне показалось, он ищет тех, кто сам хочет стать матадором.

— А вы, сударыня? Вам понравился бой быков?

Пожилая дама: Очень.

— Чем конкретно?

Пожилая дама: Как быки сбивают лошадей.

— А почему?

Пожилая дама: Уютное ощущение.

— Да вы загадка, сударыня! Здесь вам друзей не найти. Отправимся лучше в кафе «Форнос», где сможем в свое удовольствие поговорить о таких вещах.

Пожилая дама: Как вам угодно, сударь, но там должно быть чисто и прилично.

— Сударыня, на всем полуострове нет места приличнее.

Пожилая дама: А мы увидим тореро?

— Их там не протолкнуться.

Пожилая дама: В таком случае идемте.

«Форнос» — кафе, куда ходят лишь те, кто связан с миром корриды. Ну и проститутки. Здесь накурено, снуют озабоченные официанты, звенят стаканы… словом, сидишь себе в шумном одиночестве большого заведения. Хотите, поболтаем о бое быков, а пожилая дама может разглядывать тореро. Эти найдутся за каждым столиком, на любой вкус и цвет, и все прочие в «Форносе» тем или иным образом живут за их счет. Акулу редко сопровождают более четырех ремор, то бишь рыб-прилипал, зато вокруг тореро, когда он в фаворе и делает деньги, таких увиваются десятки. Пожилой даме неинтересно говорить про корриду. Бой быков ей понравился; сейчас она смотрит на тореро и никогда, даже с самыми близкими друзьями, не обсуждает понравившиеся ей вещи. Мы же ведем свою беседу оттого, что есть кое-какие особенности, которые, по вашим словам, вы недопоняли.

Когда вышел бык, вы обратили внимание, что один из бандерильеро пробежал перед ним, зигзагом волоча за собой плащ, и что бык свернул следом, пытаясь рогом поддеть ткань? Так вот, тореро всегда с этого начинают, чтобы узнать, какой рог ведущий, т. е. боевой. Матадор из-за кабинки следит за поведением быка, подмечая, в равной ли мере тот охотится за плащом обоими рогами: это позволяет понять, видит ли бык одинаково хорошо правым и левым глазом и каким именно рогом предпочитает поддевать цель. При этом становится ясно, атакует ли он строго по прямой или склонен срезать углы. Мужчина, который после пробных пробежек быка вышел вперед и, развернув плащ обеими руками перед носом животного, замирает на месте как вкопанный, принимая на себя атаку, медленно ведет плащ чуть ли не на кончиках рогов, да так, что те проносятся совсем близко от его тела, словно бык подчиняется движению матерчатых складок, повторяет это вновь и вновь, когда бык разворачивается и опять атакует; пять раз общим счетом, и вдруг завершает проворотом, на миг подставив под удар спину, со взмахом плаща, который будто припечатывает быка к месту — так вот, этот мужчина и есть матадор, а каждый выполненный им пасс называется вероника, причем самый последний, останавливающий, именуется медиавероника. Эти пассы были созданы с той целью, чтобы матадор смог продемонстрировать свое мастерство, искусство владения плащом, степень превосходства над быком и способность останавливать его в строго конкретном месте перед тем, как на арене появятся лошади. А вероникой они названы оттого, что когда святая Вероника обтирала лицо Господу нашему Иисусу Христу, убрус свой она держала за оба верхних уголка, точь-в-точь как матадор — или, во всяком случае, ее так рисуют. Медиавероника, которая останавливает быка в конце серии пассов, является разновидностью рекортэ. Рекортэ — дословно, «подрубка» — это любой пасс плащом, который, вынуждая быка повернуть на дистанции менее длины корпуса, резко его останавливает или заставляет сменить направление атаки на противоположное.