Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тервола выскочил на порог посмотреть, куда побежит мельник. Во дворе никого не было, из леса доносился хруст деревьев. Тервола решил, что мельник побежал туда.
Вернувшись в магазин, он быстро рассовал продукты по местам и пошел в жилую половину звонить в полицию.
Продавец Тервола рассказал полицейскому все: что Хуттунен сбежал из больницы, что приходил к нему в магазин и пытался силой купить продукты, но Тервола ему ничего не продал.
— Даже деньги у него были, но я не сдался — ничего ему не продал. Только что он убежал в лес, ты должен найти его и задержать. Иначе опять начнется вытье.
Положив трубку, Портимо, вздохнув, нахлобучил фуражку и поехал на велосипеде в сторону мельницы.
Голодный Хуттунен сидел в доме, держась за голову. Дело близилось к ночи, голодной и одинокой ночи. Мельник отпил воды из ковша и устало опустился у окна. Если бы сейчас на мельницу приехала Роза, была бы надежда.
Но с холма ехал на велосипеде старик, в котором Хуттунен узнал полицейского Портимо.
Портимо прислонил велосипед к мельнице и вошел. Входная дверь была снята с петель, значит, мельник дома.
Портимо спокойно окрикнул:
— Полиция! Хуттунен, не дури!
Хуттунен предложил полицейскому присесть, тот угостил его папиросой. Это была первая папироса за долгое время.
Сделав несколько глубоких затяжек, мельник произнес:
— Там, в Оулу, даже папиросы отобрали.
Портимо поинтересовался, как его так просто отпустили.
Тихим голосом Хуттунен признался:
— Сбежал.
— То-то Тервола и сказал, когда звонил. Пойдешь со мной?
— Не пойду, хоть стреляй.
Портимо успокоил мельника, сказав, что стрелять не будет, просто Тервола позвонил. Хуттунен поинтересовался, знает ли пристав о том, что он сбежал. Портимо ответил, что из Оулу еще не звонили и пристав не знает, что он вернулся.
— Ну и чего тогда ты за мной пришел, раз у тебя нет официального приказа?
Портимо согласился, но раз Тервола позвонил…
— Видишь ли, я должен Терволе за еду, за три месяца. Вот и пришел. С моей зарплатой лучше не ссориться с хозяином магазина. У меня же сын учится в Ювяскюля в педагогическом, станет учителем. А это дорогое удовольствие — обучать взрослого парня. Помнишь Антеро? Он просиживал тут на мельнице каждое лето, все тебя слушал. Такой длинноногий.
— А, помню… Но ближе к делу… Я чертовски голоден. В магазине еды не купил, хотя и пытался деньгами расплатиться. Я не вор. Последний раз ел нормально три дня назад, и то какую-то поганую кашу…
Портимо обещал поговорить с женой. Но каждый день они его кормить не смогут. И на мельницу еду не понесут, лучше куда-то… В лес, например.
— Полицейский должен соблюдать в таких делах осторожность. Преступников я не кормлю, ты — другое дело. Ты свой.
Портимо протянул ему папиросу.
— А не лучше тебе, Гунни, продать эту мельницу и уехать в Америку? Я слышал, что в Америке сумасшествие — норма жизни, идиоты там свободно разгуливают по улицам. Там тебя травить не станут, только работай.
— Я не знаю английского. И в Швецию не могу, языка не знаю. В моем возрасте так быстро не выучишь.
— Ну да… Но и на мельнице тебе оставаться нельзя. Со дня на день придет приказ. Тогда мне придется тебя арестовать и отправить обратно в Оулу. Полицейским тоже приходится подчиняться закону.
— А куда мне тогда?
Портимо начал перечислять: может, уйти в леса? Сейчас лето, погода хорошая. Заодно постараться через посредников продать мельницу и потом тихонько эмигрировать.
— Возьми с собой учебник какого-нибудь языка, будешь изучать в лесу. Выучишь язык, продашь мельницу, дальше через Торниойоки — в Швецию, а оттуда — куда глаза глядят.
Хуттунен задумался. Это правда, на мельнице ему больше оставаться нельзя. Но уйти в леса тоже непросто. Как там жить-то?
— А как дезертиры во время войны? Они там годами сидели, — подбадривал его Портимо. — Если дезертиры выжили, и ты справишься. А если тебя схватят, расстрел тебе не грозит. Отвезут в Оулу, и все.
Пока они разговаривали, наступила ночь. Портимо сидел у окна и смотрел, чтобы не пожаловал к ним никто посторонний. Двор был пуст.
Хуттунен спросил, кто приходил на мельницу и унес все его продукты и утварь. Портимо ответил, что он и пристав забрали топор и ружье, от греха подальше. Продукты забрала жена пастора, их раздали безработным женщинам из профсоюза.
— Обязательно было мешок с картошкой забирать? Картошка в кладовке не испортилась бы.
— Про картошку не знаю. Они, наверное, подумали, что ты в Оулу на несколько лет застрял.
— Черт, пришлось с пола муку слизывать. Так в жизни иногда все по-дурацки получается! Хотя я не дурак. Вот в Оулу, у тех точно с головой не в порядке.
Портимо вздрогнул и указал на окно.
— Гляди-ка, Гунни, кто у тебя в огороде копошится!
Хуттунен бросился к окну, даже стул уронил. В ночных сумерках не разглядеть. Человек. Женщина. Хуттунен сразу узнал председательшу огородного кружка. Сидя на корточках у свекольной грядки, она полола сорняки.
Он ринулся на улицу, перелетая через пять ступенек лестницы. Портимо из окна наблюдал, как мельник, перепрыгивая через грядки с репой, подбежал к председательше, схватил ее в объятия и поцеловал в губы. Она сначала перепугалась, но когда узнала, бросилась к нему на шею, позволила себя сжимать в объятиях.
С огорода послышались возбужденные голоса, тогда Портимо открыл окно и прошипел парочке:
— Эй, тише вы! Кто-нибудь услышит и позвонит в полицию! Быстро в дом!
Председательша огородного кружка и мельник, раскрасневшиеся от счастья, вбежали в дом.
Некоторое время все сидели молча, потом Портимо кашлянул и произнес:
— Дела у нашего Гуннара не очень. Что скажете, председатель?
Председательша кивнула. Она смущалась.
Портимо продолжал:
— Мы тут с Гуннаром решили, что ему стоит уйти в леса. По крайней мере до осени. Посмотрим, как дела пойдут.
Председательша опять кивнула и взглянула на Хуттунена — вроде согласен.
Портимо придал голосу официальности.
— Давайте, госпожа председатель, договоримся, чтобы эта информация не получила огласки. Нам по должности не положено помогать в подобных ситуациях… То есть будем держать в секрете мою вам помощь.
На том и порешили. Председательша огородного кружка должна будет сходить к жене полицейского и принести Хуттунену поесть.