Мы не жжем зря свет, экономя электричество, ужинаем за столом, а не перед телевизором, регулярно кормим кошку глистогонными средствами, заставляем детей принимать душ. Предоставленная самой себе, я предпочла бы жить, как живет Розали в отсутствие Уоллеса: забыла бы о самосовершенствовании, перестала помнить о дисциплине и старательности и считать, что без них все вокруг распадется на части, обратится в хаос, следовательно, не тратила бы силы зря, а думала: жизнь так коротка! Если тебе нравится есть шоколад и смотреть триллеры — признай это и не отказывай себе ни в чем!

Я даже положила сахар в обе кружки с кофе, не только в кружку Розали.

— Итак, Лесли Бек вернулся, — сообщила Розали, наконец повесив трубку, — и намерен остаться с нами. Звонила Мэрион. Лесли Бек уже выторговал у нее тридцать процентов комиссионных и, возможно, уговорит ее вообще не брать с пего процентов. Должно быть, она сама не своя! — И Розали рассказала мне о второй встрече Мэрион с Лесли, подробности которой я, Нора, уже сообщила вам.

Затем я спросила Розали, как прошел ленч с мистером Кольером. О чем они говорили? Упоминали ли обо мне? Кто расплатился? Что было дальше?

Рассмеявшись, Розали ответила:

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Нора. Ты считаешь, что я совсем отчаялась, раз польстилась на Кольера. Но если снять с него очки и костюм… — Неужели она видела его без одежды? Не может быть! — … он ничем не отличается от других мужчин. Твоя беда в том, что ты слишком разборчива. Ты привередничаешь — как Мэрион, только тебе повезло больше, чем ей: вы с Эдом познакомились, когда желания были еще сильны, и привыкли друг к другу. Ты понятия не имеешь, как жить, рассчитывая только на себя, не знаешь, в кого бы превратилась, если бы не вышла за Эда.

— Я прекрасно обошлась бы без него, — заявила я. — Ты ведь живешь одна, и у тебя все в порядке.

— У меня все по-другому, — возразила она. — Мы с Уоллесом никогда не были особенно близки, мы не понимали и не старались понять друг друга. А ты не выжила бы без Эда, и ты это знаешь, иначе не запаниковала бы, когда застала Сьюзен с ним в постели.

— Почти в постели, — поправила я, — и уж конечно, не под одеялом, а поверх покрывала, среди разбросанной одежды. Да и то потому, что она подсыпала гашиш в шоколадный мусс. И все-таки с ее стороны этот поступок непростителен.

— А по-моему, гашиш в мусс подсыпала вовсе не Сьюзен, — парировала Розали. — Это маловероятно. Скорее всего это сделал Винни — он так и не отвык от привычек шестидесятых годов. Сьюзен — такая же жертва, как и Эд. Тебе давно пора простить ее.

Но я не желала говорить об этом. Инцидент со Сьюзен и Эдом — последнее из значительных событий и неприятностей целых семи лет, проведенных в Ричмонде, когда, казалось бы, всем событиям и неприятностям полагалось остаться позади и в жизни должны были воцариться покой и верность, а не измены и разводы. Так вот, этот инцидент не был следствием неконтролируемых эмоций и непонятных нам мотивов, но лишил меня душевного покоя. И хотя я знала, что Эд — неотъемлемая часть меня, а я — часть Эда, наше целое, наше единство затрещало по швам. Все это я высказала Розали. Простить Сьюзен я не могла. По крайней мере пока.

— Ты лицемерка, — припечатала Розали. — Ты живешь по одним правилам, а для Эда устанавливаешь другие. — И я уже пожалела, что навестила ее, хотя единственной альтернативой визиту были аргентинские трущобы.

Но Розали права — разумеется, права. Должно быть, я выглядела оскорбленной, потому что она вдруг заговорила о своем давнем романе с Лесли Беком, словно предлагая помириться. Вот что она мне рассказала.

Читатель, описывая начало мимолетного романа Лесли Бека и Розали, я уведу тебя прочь из дома, на побережье Дорсета, где волны бьются об утесы, как обезумевшая женщина колотит кулаками по груди равнодушного любовника (прошу простить мне эту натянутую метафору, но она первой пришла в голову), а небо, овеянное ветром, куполом вздымается над головой. С невыразимым облегчением мы с тобой на время отвлечемся от интерьеров с телевизорами, риэлтерских контор, галерей и других помещений, изобретенных человечеством ради безопасности и комфорта, таких разнообразных, отражающих положение их обитателей в обществе.

Я уже привела описание одной из улиц, рассказала, как Джослин стояла возле офиса Лесли и изливала ярость (а потом постаралась поскорее вернуться в надежный дом), но даже эти сцепы были неразрывно связаны с ценами на недвижимость. Меня не удовлетворяет то, что они просто присутствуют в книге. Я хочу, чтобы мой читатель думал, а не просто видел.

Так как насчет приятного разнообразия — Розали и Лесли, бредущих по пустынному пляжу? Пляж был невелик; как выяснилось, утесы окружали его со всех сторон. Обойдя вокруг одного, они наткнулись на следующий. Машина сломалась, им требовалась помощь. В то время Лесли был женат на Джослин, Розали — замужем за Уоллесом. Уоллес отправился в экспедицию на Эверест. Он должен был связаться с женой два дня назад, из лагеря у подножия горы, но не выполнил обещания. Возможно, его просто подвел передатчик, а может, все трое альпинистов погибли. В доме Уоллеса на Брамли-Террас, над камином, висела гравюра, изображающая падение в пропасть экспедиции Уимпера, о которой то и дело вспоминала Розали. Они поженились всего несколько месяцев назад, и Розали обиделась, обнаружив, что Уоллес предпочитает ей Гималаи. Она никак не могла простить мужа — за то, что заставил ее волноваться и в то же время мечтать, чтобы он никогда не вернулся, исчез из ее жизни так же быстро, как появился, вместе со своими разглагольствованиями о любви и честности, — что может быть лучше и проще случайной и трагической смерти?

Лесли шагает впереди. Он не очень высок, но крепок, силен и энергичен, Розали поспевает за ним чуть ли не бегом, что придает ей по-детски беспомощный вид. На Лесли джинсы и рубашка, расстегнутая до пояса, среди рыжих курчавых волос на груди поблескивает золотой медальон, подаренный ему на свадьбу женой. Это событие стало поводом для обмена множеством ценных подарков. Медальон — антикварная, очень ценная вещица, на нем выгравирована красавица Европа, переплывающая море на спине быка. По просьбе Лесли ювелир просверлил в медальоне отверстие, продел в него цепочку и отреставрировал гравировку, сделав ее отчетливой, в результате чего медальон утратил былую ценность. Волосы на затылке Лесли падают на воротник и вьются, как у ребенка. На Розали мешковатое длинное платье из лилового бархата, в котором ей слишком жарко; туфли жмут. Она не умеет одеваться соответственно случаю, просто любит лиловый цвет.

Тем утром Джослин позвонила ей и сообщила:

— Мы с Лесли везем Хоуп и Серену к морю. Уоллес и правда уехал? В таком случае почему бы тебе не присоединиться к нам?

Розали надела первое, что попалось ей под руку, думая лишь о том, почему Джослин пригласила ее.

Вскоре ситуация прояснилась. Безответственная служанка Хелга взяла выходной в воскресенье, считая его поводом для отдыха, а не днем, когда ее услуги необходимы. Джослин осталась одна с двумя детьми. Хоуп еще носила подгузники и всю дорогу ерзала влажным задком на коленях Розали.