Мэдлин не нравилось это слово. Но сейчас она впервые поняла, что это слово как нельзя лучше характеризует то, чем она занимается.

– Как вам будет угодно, – сухо ответила Мэдлин.

– Я считал, что наемница должна разбираться в порохе.

Его слова задели Мэдлин за живое.

– Уверяю вас, я меткий стрелок. Просто порох… оказался неудачным.

– Вы могли сегодня умереть, – задумчиво произнес Колин.

– Благодарение Богу, я спасла вас, чтобы вы имели возможность спасти меня.

Колин издал хрюкающий звук, надо полагать, это был смех.

Мэдлин раздражало, что Колин жонглирует луковицами, поскольку атмосфера в комнате накалилась до предела, Мэдлин с трудом сдерживалась, чтобы не выстрелить по одной из луковиц.

Если бы только порох был хороший. Мэдлин решила, что теперь настала ее очередь задавать вопросы.

– А почему вы спросили Крокера о чулках?

– Утром нам необходимо нанести визит на Гросвенор-сквер. Я знаю, кому принадлежат эти чулки. Точнее, чей это лакей. Это лакей графа Малмси. Граф что-нибудь значит для вас?

– Нет, – бросила Мэдлин. – Я знаю о существовании графа и графини, вот и все. Вряд ли для вас они значат больше. Я слышала о каком-то полуночном набеге.

Колин загадочно улыбнулся:

– Вы поклонница моих подвигов, о которых сообщалось в газетах, миссис Гринуэй?

Мэдлин промолчала, но это не значило, что ей нечего было сказать. Продолжая жонглировать луковицами, Колин сказал:

– Выходит, тот, кто хотел вашей смерти, хотел, чтобы я был жив.

– Ваша семья? – предположила Мэдлин.

При этих словах Колин перестал жонглировать и резко повернулся к ней, подхватывая по одной луковице согнутой в локте рукой.

– Моя семья способна на неординарные поступки, но они ни за что не наняли бы вас для моего спасения, чтобы потом хладнокровно убить вас. Мой отец вообще не нанял бы женщину, – сказал Колин, отчеканивая каждое слово.

Колину не нравился собственный тон, но он сделал это сознательно, вложил в слова достаточно презрения, чтобы убедиться, что глаза Мэдлин Гринуэй засверкали от гнева. Разозлить кого-то еще, в частности эту необыкновенно сведущую, почти неприступную женщину, оказалось весьма приятно, как бы странно и нелепо это ни звучало. Колину хотелось, чтобы кто-нибудь срочно освободил его от чувства собственной ярости и разочарования. Он устал от переполнявших его эмоций, от перемещения из одного замкнутого пространства в другое.

Он также подозревал, что у этой женщины есть гордость и эта гордость заставит ее говорить.

– Мне бы хотелось, чтобы вы знали, мистер Эверси, что для того, чтобы освободить вас сегодня, потребовалось много времени и мастерства. Я не оставила следов, ведущих ко мне.

Его подозрения подтвердились.

– Значит, палач, который связывал мне руки… – подсказал ей Колин.

– Подкуплен. Через других людей, неизвестных мне. Все в Ньюгейтской тюрьме живут на взятках. Сделать это было достаточно просто. Если знаешь как.

– Конечно, – с сарказмом кивнул Колин, – если знаешь, как это сделать. Палач попросил меня упасть на колени около пятого стражника. И это было…

– Когда поднялся дым, он скрыл вас от солдат и толпы, и другие мои помощники, те, что несли вас…

– Надеюсь, им тоже заплатили?

– Конечно. Так вот, им удалось стащить вас с эшафота под завесой дыма и, воспользовавшись хаосом и неразберихой, доставить в условленное место. Они стояли впереди всей толпы. Этим людям и еще химику, разработавшему комбинацию дымовой завесы, заплатили больше всех, но не сказали, зачем все это делается.

Боже мой! Да перед ним – Веллингтон[2]в юбке. Все произошло так, как было спланировано. Эта стройная вспыльчивая темноволосая женщина отвечала за каждый его вздох.

– Это Крокер предложил вам это сделать? – Колин постарался сказать это спокойно, когда ощущение нереальности происходящего, словно дурманящий газ, стало проникать в его мозг.

– В определенных кругах, скажем так, общеизвестно, что Крокер знает каждого, кто за деньги готов сделать все, что угодно. Когда он получил письмо от анонима, в котором сообщалось, что необходимо выполнить весьма деликатное дело, он организовал мне частную встречу с данным лицом, которое затем попросило меня спасти вас. Я договорилась о вознаграждении в сумме двести пятьдесят фунтов, причем сто фунтов выплачивались немедленно. Лакей, очевидно, принес эти деньги Крокеру, который взял свой процент. Остальное я потратила на подготовку.

– Значит, вы видели того, кто вас нанял?

– О нет, встреча была тайной. Я разговаривала с ним, пока он стоял в тени. Обычно так и делают.

– «Обычно так и делают», – повторил Колин. – Если происходит встреча. – В том, что сделала Мэдлин, ничего обычного не было.

– Упреждая ваш вопрос, хочу сказать: он говорил как джентльмен, но шепотом. И в этом шепоте не было ничего примечательного. У меня нет ни малейшего представления о том, кто он такой на самом деле. Я даже не уверена, что узнала бы сейчас.

Кто, кроме его семьи, так настойчиво хотел спасти его?

– Мог кто-нибудь пострадать сегодня? Взрывы…

– Нет, – холодно оборвала его Мэдлин. – Во всяком случае, не от взрывов. Они были малой взрывной силы, рассчитанные лишь на шум и дым. Стратегически спланированный шум и дым, устроенные парнями, которым я заплатила из собственного кармана, но опять же не напрямую. И все ради вашего спасения, мистер Эверси. Полагаю, нам не стоит учитывать покалеченные лодыжки и апоплексические удары в толпе, как сказал Крокер.

– Или что кого-то растоптали, – с мрачной иронией добавил Колин. – Не будем это учитывать.

– Ваше беспокойство о тысячах людей, которые пришли повеселиться, глядя на вашу казнь, весьма трогательно, мистер Эверси.

– Я думаю, не все они пришли порадоваться этому.

– Я бы не была так уверена, – не без сарказма заметила Мэдлин.

И эти слова по какой-то непонятной причине заставили Колина улыбнуться и притупили острое чувство ярости. Ей, как и ему, тоже не доставляло удовольствия находиться здесь. Удовольствие Колину доставляло то, что он жив. Она была готова дать отпор, и у нее это хорошо получалось. Он хотел борьбы, и она предоставила ему такую возможность. Колин был в полном изнеможении.

– Вы не особенно стараетесь, чтобы очаровать, не так ли, миссис Гринуэй? – принялся рассуждать Колин. Он повернулся, чтобы высыпать луковицы в корзину.

– Очарование, мистер Эверси, обойдется вашей семье в дополнительные десять фунтов, когда я верну вас в целости и сохранности.