Огненная Трава прошлась по всем стенам, придирчиво испытуя их. Затем два самых мощных ростка, каждый толщиной в человеческое туловище, прилепились к южной стене Лона Игольчатой Башни и сплелись в исполинское вервие. Вначале очень и очень медленно, почти неразличимо для глаза, потом все ускоряясь и ускоряясь, все увеличивая размах своего совокупительного бега, они пришли во взаимодвижение.

Белесый и алый соки ручьями хлестали из раздираемой в клочья растительной плоти. Осыпались старые фрески, гудели стены, постанывал пол.

В Игольчатой Башне пробуждалось неистовство, которое прежде Наг-Нараон испытывал лишь дважды. Но тогда в Лоне преступали черту естественного мужчина и женщина, а теперь – распадающиеся сознания, подчиненные Хуммеровому наитию.

«Четвертая перемена блюд несколько затянулась, – подумал Герфегест, отирая с лица кровь. – Но зато теперь ясно, что повара тут совершенно не при чем…»

Пелнов было всего лишь три десятка, но они занимали очень выгодную позицию по отношению к Гамелинам и Лорчам. Последние стремились во что бы то ни стало прорваться через узкие двери, в которых было непросто разминуться и двум вооруженным мужчинам. Пелнам же было достаточно вяло обороняться.

Когда первая отчаянная попытка прорваться вылилась в бесконечно долгий звон мечей, в сопровождении которого расстались с жизнями трое Лорчей, двое Гамелинов и один-единственный Пелн, Орнумхониоры, не обронив ни одного лишнего слова, ударили своим гостеприимцам в спину.

Теперь рукопашная шла повсюду. Только Эльм-Оры, Ганантахониоры и Хевры, построившись в западном углу пиршественного зала угрожающим полукаре, предпочли не связывать свои судьбы ни с одной из сторон.

– Жабья кровь, что ж вы медлите!? – орал Герфегест, отводя своей импровизированной дубиной удар огромного вертела, на котором еще какой-то час назад подавали кабана. Вертел вылетел из рук незадачливого Орнумхониора. Вслед за вертелом противник Хозяина Гамелинов потерял и военное счастье – меч Герфегеста распорол ему живот.

– Да не будьте же трусами! – заклинал Герфегест трусливо жмущихся к стенам Эльм-Оров. – Конец нам – конец Алустралу!

Из-за насторожившегося ежа мечей глумливо прокукарекали.

– Петухи и есть! – пробасил один из Сильнейших Дома Лорчей, тучный Льяррин, сражавшийся по правую руку от Герфегеста.

Герфегест уже вконец измочалил свою дубину, но ничего даже отдаленно похожего на победу пока не предвиделось. И тем не менее, Герфегест был уверен: победа будет за Гамелинами. Шавка может укусить медведя за задницу. Шавка может заставить медведя нервничать. Единственное, чего она не может – так это съесть медведя.

Герфегест не понимал, на что рассчитывает Тай-Кевр. Из этого непонимания он поторопился заключить, что Тай-Кевр – просто спятивший недоумок, понадеявшийся на то, что все Дома поддержат его вероломное нападение.

Когда Герфегест уже окончательно уговорил себя, что у Пелнов нет никакого особого замысла, а грохот, принесенный ветром из гавани, – всего лишь первый на его памяти стихийный скальный обвал, пол под его ногами ухнул на два пальца вниз. А потом – на два пальца вверх.

– Дождались, тупоумные трусы?! – гневно бросил Герфегест в сторону неприсоединившихся. – Дождались?!!

Через несколько мгновений кричали почти все. Но крики эти потонули в нарастающем грохоте, который несся со стороны Миноговой Бухты.

Для них этот день выдался бесконечно долгим – всему виной было бездействие и напряженное ожидание. Не было еще и четырех часов пополудни, а им уже начало казаться, что они прозевали наступление ночи и рассвет нового дня. Оба были погружены в вязкое, дремотное безвременье.

Раш и Тарен Меченый, Сильнейшие Дома Пелнов, сводили вничью четвертую партию игры в нарк.

– Вступаю в чертоги твои, – торжественно провозгласил Раш.

– А я соответственно. Вступаю в чертоги твои, – прогнусавил Тарен Меченый, пародируя церемониальность Раша. – Ничья, в общем. Повторим?

– К Хуммеру. Когда ничья все время – играть скучно. Может, пообедаем?

– Если посчитать, сколько раз мы за сегодня ели, то получится, что час назад мы съели обед завтрашнего дня. А вообще, я бы лучше…

Но Тарен не успел окончить. Поскольку в глаз ему попала мельчайшая соринка.

Он недовольно замотал головой и сморгнул. Соринка не исчезла. Напротив, отозвалась радужным сиянием.

Тарен потер место внедрения соринки указательным пальцем. Не помогло.

– Послушай, мне какая-то ерунда в глаз попала. Не поможешь?

Но Раш не ответил ему, он был увлечен совсем другим. Взгляд его был обращен поверх головы Тарена – туда, где над северо-западным пределом восставала радуга.

Это был долгожданный знак.

Тай-Кевр и Син достигли в Лоне Игольчатой Башни совершеннейшего кровосмесительного слияния и возвещенный пророчествами каменный ураган обрушился на Миноговую Бухту.

Там, в Миноговой Бухте, стояли файеланты, что прибыли в Наг-Нараон на Игрища Альбатросов. Но главное – там стоял боевой флот Гамелинов.

Среди неистовства высвобожденных сил, заключенных древними строителями Наг-Нараона в Лоне Игольчатой Башни, гибли великолепные пятиярусные корабли Гамелинов, а соленые брызги, посланцы взбудораженного моря, возносились ввысь на многие лиги. Там, в пронзительной синеве осеннего неба, зарождалась радуга.

Когда Тай-Кевр услышал от судовладельца, что все будет именно так, он с изумлением переспросил:

– Но почем тебе знать, что день будет ясный? Что зародится радуга? Что ее, в конце концов увидят мои люди?

В ответ он услышал:

– Будь все иначе, ты бы сейчас не говорил со мной, достойный Хозяин Пелнов.

Сами по себе слова судовладельца в желтом не значили ничего. Но сказаны они были так, что Тай-Кевр поверил. Поверил сразу и безоговорочно – так же, как он поверил Син.

– Тарен, да ты посмотри! – заорал Раш.

Только теперь Тарен заметил радугу. Только теперь понял, что «соринка» была предвосхищением радуги, схваченной его боковым зрением.

Спустя несколько коротких колоколов файеланты Дома Пелнов вышли из бездеятельного дрейфа. Море было чисто на сорок лиг вперед. И гавань Наг-Нараона теперь тоже была чиста, как голова в утро после мировой попойки.

Тарен Меченый еще не знал, что стал новым Хозяином Пелнов.

«Кто? Как? Где эти двое неведомых кровных родственничков, что учинили похотливую возню в сердце силы Наг-Нараона?» – спрашивал себя Герфегест.

Когда Лоно Игольчатой Башни разродилось своим смертоносным бременем и Герфегест понял, что оправдываются самые худшие его опасения, он сразу подумал об Элае и Хармане.