Прошло десять дней. Письма все не было, и я окончательно извелась. Ожидание сделалось таким нестерпимым, что я никак не могла заставить себя сосредоточиться на занятиях. И вот однажды, уединившись в укромном уголке университетской библиотеки, только я собралась выкурить сигарету, как заметила вчерашний номер Таймс. И тогда мне стало понятно, почему леди Барт не ответила мне.

Некролог был достаточно кратким — казалось странным, что он вместил в себя всю человеческую жизнь. Составитель его ухитрился отметить все — и детство в доме отца, бригадного генерала, и блестящие успехи в молодости, когда она стала супругой дипломата, увы, прерванные преждевременной смертью супруга. Щедрая благотворительность усопшей, ее обаяние, тонкий ум, умение заводить друзей — словом, ничто не было забыто. Смерть ее была неожиданной, учитывая, что она настигла леди Барт в возрасте всего лишь пятидесяти восьми лет.

Я была потрясена. То, что случилось, казалось нелепой ошибкой… гадкой шуткой, которую подстроила мне судьба. Я лихорадочно перелистывала газету. Ага, вот и первая страница! Я узнала, что похороны леди Барт должны были состояться завтра, отпевание пройдет в Бромптоне, в тамошней часовне. Какое-то время я гадала, может, стоит пойти? Но в последний момент мне попросту не хватило смелости. Вместо этого я заказала венок из любимых цветов леди Барт, незабудок и ландышей, и приказала доставить его на кладбище вместе с карточкой, на которой написала: «От Дэйзи с любовью».

Так прошло пятнадцать лет. Пятнадцать лет моей жизни без Мин.

Случилось так, что я приехала в Оксфорд послушать доклад о творчестве Эдмунда Спенсера. К несчастью, докладчик неожиданно подхватил грипп, поэтому выступление его отменили. Решив, что раз уж я все равно здесь, приняла приглашение старой приятельницы встретиться и поболтать на досуге, тем более что других планов у меня не было, а вечер так и так был потерян.

Увидев на пороге Мин, я остолбенела. Буря чувств, захлестнувшая меня, застала меня врасплох. Сердце мое заколотилось часто-часто, едва не выпрыгнув из груди, к глазам подступили слезы. Заметив меня, Мин застыла, словно приросла к месту, глаза ее расширились. Потом, расталкивая толпу, направилась прямо ко мне, прихватив по дороге бокал с вином.

— Привет, Дэйзи, — без улыбки бросила она.

Я едва удержалась, чтобы не кинуться ей на шею. Одернув себя, я кивнула.

— Привет, Мин, — пробормотала я в ответ, надеясь, что она не заметит моих увлажнившихся глаз.

Именно тогда Мин в первый раз вспомнила о нашей ссоре. И неожиданно начала смеяться. Глядя на ее улыбающееся лицо, я чувствовала, как меня уносит поток воспоминаний, с неожиданной силой нахлынувший на меня. Я слышала ее смех и сама поражалась тому, что за эти годы почти не вспоминала о ней. Передо мной стояла прежняя Мин, чье лицо я когда-то знала, как свое собственное.

— Ничего не выйдет, — вздохнула Мин. Я хочу услышать, что ты делала все эти годы, день за днем, ведь мы не виделись целую вечность, но у меня через полчаса поезд. Вообще говоря, я уже опаздываю, так что придется ловить такси. Если честно, я заскочила буквально на минуту. Просидела весь день в Бодлианской библиотеке — подбирала материалы для вводной части своей книги. Исследование писем Сиджисмонди… нечто грандиозное, просто кровь стынет в жилах, когда начинаешь читать. А если не закончу ее к марту, издательство грозит разорвать контракт.

Я тут же предложила подбросить ее до вокзала, и мы незаметно улизнули. Всю дорогу мы болтали, перебивая друг друга, словно пытаясь наверстать пятнадцать лет, которые не виделись. Наконец Мин не выдержала.

— Послушай, нам о стольком нужно поговорить, а времени уже нет. Приезжай ко мне, хорошо? — предложила она. — Только обязательно. Дай мне слово, что приедешь. Да вот хотя бы на следующий уикенд. И лучше всего в пятницу. Ну, обещаешь?

— Идет. С радостью. Приеду в пятницу, а уехать можно и в понедельник утром.

Поцеловав меня в щеку, она выбралась из машины, потом принялась собирать лежавшие на заднем сиденье какие-то книги, запихивать их в сумку и тут же половину уронила.

— Послушай, кажется, твой поезд. Беги, не то опоздаешь. Только объясни все-таки, куда мне ехать.

— Сойдешь в Данстон-Эбчерч и оттуда позвонишь мне. А я приеду и заберу тебя. Мы живем в Вестон-холле, до него всего две мили, не больше. Фамильное гнездышко. Звучит старомодно, но это так. Пока, милая Дэйзи. Теперь всю дорогу домой буду петь от радости.

Она исчезла, но через мгновение ее голова снова просунулась в окно.

— Не забудь захватить теплую одежду.

Я увидела, как она вприпрыжку бежит к вокзалу. Потом она снова мелькнула вдалеке, юркнула в какую-то дверь и исчезла.

И вот настала пятница. Позади Чешир, и я в Ланкашире. В Кранфорте пришлось сделать пересадку. В пригородном поезде было всего три вагона, и народу оказалось довольно много. Едва поезд отошел от Кранфорта, как мои попутчики уставились на меня во все глаза.

Чтобы избежать расспросов попутчиков и вместе с тем не показаться невежливой, я уставилась в окно. Понемногу стало темнеть. Я еще никогда не бывала в Ланкашире и с удовольствием разглядывала мелькавшие за окном пейзажи. Потом мне пришлось прервать оживленную беседу моих попутчиков, касавшуюся, насколько я могла судить, поездки «нашей Бетти» на юг, где люди «едят, точно воробьи» и где Бетти обозвали деревенщиной, когда она потребовала положить ей побольше картошки. Само собой, мне страшно не хотелось этого делать, но нужно было узнать, сколько еще остановок до Данстон-Эбчерч. Впрочем, я тут же пожалела об этом, потому что мои попутчики мигом принялись спорить на эту тему. Почему-то число остановок все время оказывалось разным. Матушка «нашей Бетти» твердо стояла на том, что в Данстон-Эбчерч поезд не останавливается вообще и, следовательно, я села не в тот поезд. В конце концов, так и не придя ни к какому мнению, все наперебой принялись советовать мне выйти на следующей же остановке и вернуться в Кранфорт. Глядя с отчаянием на свой багаж — большой чемодан и сумку, — я вдруг представила себе, как волочу все это по перрону, в то время как меня потихоньку заносит снегом.

— Носильщиков на станции нет, это верно, — вздохнула добрая женщина. Ее искреннее сочувствие было, конечно, приятно, но ничуть меня не утешило.

Я уже впала в полное отчаяние, представив себе удовольствие провести несколько часов на станции в ожидании нужного мне поезда, поезд внезапно стал замедлять ход, и я увидела, что станция, к которой он подходил, как раз и есть Данстон-Эбчерч. Кто-то из мужчин подхватил мой чемодан, и мгновением позже я уже стояла на платформе, растерянно разглядывая освещенные окна поезда и лица моих попутчиков, в то время как мокрые хлопья снега бесшумно падали откуда-то из бездонной глубины неба и липли к моим волосам и пальто.

Откуда-то из темноты вынырнул носильщик. Он подхватил мои вещи, и я, испустив вздох облегчения, торопливо последовала за ним. Минутой позже мы оказались в маленьком, полутемном зале билетной кассы.