Ужин вопреки традициям оказался недолгим. Всего с тремя переменами блюд. Похоже, весь прием был подстроен под юный возраст виновника, и одним из условий, учитываемых уже на стадии его планирования, была необходимость закончить сие мероприятие до полуночи. Так что не прошло и часа, как мажордом снова грохнул своим жезлом об пол и огласил приглашение вновь вернуться в парадный зал. Там уже все было обустроено для танцев.

Грон получал от вечера истинное удовольствие, не говоря уж о том, что все происходящее было для него отличным местом для сбора информации. Нет, в памяти Собола имелись кое-какие сведения о подобных приемах в Эзнельмском замке, причем приемах куда более пышных и многолюдных, но Собол во время этих приемов выступал в качестве прислуги, а не гостя. К тому же его воспоминания были эмоционально окрашены восприятием восьми-девяти-десятилетнего мальчика, а в этом возрасте обычно больше внимания обращается на яркую мишуру, на блестки, детали, вычурность, эпатаж, чем на то, к чему действительно стоит присмотреться.

Потанцевать ему так и не пришлось, хотя Собола обучали этому нелегкому искусству, но с его ногой… А вот Батилей пользовался успехом. Тем большим, что танцевал он отменно. Так что, когда спустя два часа они покинули празднество, по всем признакам уже явно клонящееся к завершению, учитель был возбужден и доволен. Они не торопясь спустились по лестнице, Батилей махнул перчаткой конюху, делая знак привести лошадей.

– Ну как тебе сегодняшний вечер?

– Интересно, учитель, – отозвался Грон.

– И все? – фыркнул Батилей. – Хотя да… ты почему-то прятался от женского внимания за спинами мужчин. А зря, между прочим. Женщина – не только источник множества проблем, но и при умелом обращении неплохой способ их решения. А также источник незабываемого наслаждения и горького разочарования. Короче, целый мир, окунуться в который очень притягательно. Ну да, я думаю, у вас в пажеской спальне все это уже обсуждалось…

– Ваши лошади, ваша милость, – глухо прозвучало за спиной Грона, прерывая поэтические излияния Батилея.

Грон понимающе кивнул и развернулся, протягивая руку, чтобы принять повод из рук конюха. И замер… уставившись взглядом в лицо того самого Безымянного, который насадился сердцем на меч в узком коридорчике Эзнельмского замка…

Батилей появился в тренировочном зале поздним вечером. Грон давно закончил уборку и правку тренировочных клинков и теперь сидел на низкой скамеечке, прямо под подсвечником, латая один из кожаных тренировочных нагрудников. Когда учитель стремительным шагом вошел в зал, он как раз откусывал дратву.

– Приятно, – усмехнулся Батилей, останавливаясь и стягивая перчатку с левой руки, – когда тебя встречают столь низким поклоном. Хотя и сидя.

Грон неторопливо разогнулся, сплюнул маленький кусочек дратвы, застрявший между зубами, и, поднявшись на ноги, отвесил уже полноценный поклон.

– Так лучше, учитель?

– Несомненно, – серьезно кивнул Батилей и, не выдержав, рассмеялся.

Грон усмехнулся в ответ.

– Кстати, у меня хорошие новости, – заявил Батилей, стягивая перчатку с правой руки.

За последние полтора месяца их отношения серьезно изменились, перейдя из категории «учитель-ученик» (отношений «слуга-господин» у них как-то изначально не сложилось) в скорее дружеские. Нет, на людях они по-прежнему соблюдали все, так сказать, правила субординации, но наедине… И причиной этому во многом было то, что каждый из них теперь знал о другом много больше. Этакий взаимный обмен личными тайнами.

Тогда во дворе Грон буквально остолбенел. Конюх, натолкнувшись на его взгляд, испуганно отшатнулся и вскинул руку с поводьями, будто заслоняясь, но Батилей, быстро сориентировавшись, вклинился между ними, торопливо выдернул поводья из рук конюха и, сунув ему серебряный, повелительно произнес:

– Спасибо, милейший, вот тебе, иди! – А затем, развернувшись к Грону, приказал: – Подержи мне стремя, ученик!

Грон вздрогнул и поежился, а затем, спохватившись, бросился вперед и вцепился в стремя. Батилей нарочито неторопливо, давая Грону время окончательно прийти в себя, утвердился в седле и тут же дернул поводья, разворачивая коня в сторону ворот и подчеркивая этим, что пора ехать, а ждать, пока нерасторопный ученик взгромоздится на свою лошадь, он не намерен.

Они успели отъехать от замка где-то на полмили, когда Батилей повернул голову в сторону Грона и тихо спросил:

– Что, увидел призрака из своего прошлого?

Грон, уже успевший полностью вернуть контроль над своими реакциями, кивнул и глухо произнес:

– Да.

– По-прежнему не хочешь ничего рассказать?

Грон покосился на Батилея. Теперь, возможно, стоило. Они вместе уже два месяца, и ему удалось узнать Батилея получше. Даже получить намек на некоторые скелеты в его шкафу. Причем, очень вероятно, намек сознательный, да даже если и нет и намек – всего лишь оговорка, то Батилей, несомненно, заметил ее, и сейчас по-любому очередь Грона открывать свои тайны. Если, конечно, он собирается выстраивать отношения с этим весьма, как теперь уже стало совершенно ясно, неординарным человеком на основе доверия и возможной дружбы.

– Лицо конюха… – тихо отозвался Грон.

– Я понял, что дело именно в конюхе, – поощряюще произнес Батилей.

– Он похож на одного Безымянного. Ныне мертвого.

– На мертвого Безымянного? – удивился Батилей. – Но Безымянных невозможно убить.

Грон усмехнулся.

– А если Безымянному развалить мечом сердце?

– Только сердце? – уточнил Батилей.

– Да, – слегка похолодев от вспыхнувших сомнений, кивнул Грон.

Батилей пожал плечами:

– Тогда рана заживет спустя пару часов. То есть не совсем, конечно, – на груди останется шрам, который будет заметен где-то с неделю, а затем исчезнет и он.

Грон резко натянул поводья, останавливая лошадь. Так вот в чем дело? А он-то голову ломал!

– Но ты все равно рассказываешь удивительные вещи, – продолжил Батилей, когда они снова тронули коней. – Безымянного очень сложно проткнуть мечом. Это – идеальные машины для убийства. Мне самому известно только о двух подобных случаях, и то один из них, похоже, всего лишь легенда, а что касается второго, то там против Безымянного сражались сразу пятеро. Причем все весьма неплохие фехтовальщики. И троих из них он зарубил. – На лицо Батилея набежала тень, ставшая заметной лишь потому, что в этот момент они проезжали мимо факела, воткнутого в держатель на стене. В отличие от Эзнельма, имевшего ламповое освещение трех центральных улиц, Кадигул все еще пользовался гораздо менее эффективным факельным.

– Это произошло случайно, – пробурчал Грон.

– Случайно поразить Безымянного невозможно, – спокойно констатировал Батилей. – Но я не принуждаю тебя рассказывать мне все. Я же обещал, что не буду слишком назойливым.