– Ну… я был капитаном личной гвардии эске Нарракота. И он пожаловал мне дворянство. Так что… ну я подумал, что, возможно, мне удастся… – Он оборвал речь, не закончив фразы.

Но Грону и так все было понятно. Невозможность вновь вернуться к прежнему социальному статусу ранила Батилея куда сильнее, чем отсутствие денег или необходимость пребывать в бегах. И, похоже, одной из основных причин, по которой он (пока неясно, опрометчиво или нет) решил обосноваться в Кадигуле, было то, что здесь у него появился шанс снова заслужить дворянство. Как много люди уделяют внимания всяческим эфемерным вещам… или не эфемерным? С этим еще тоже предстояло разобраться.

Грон проснулся оттого, что в доме кто-то был. Причем чужой. А главное, что тот чужак, который находился в доме, изо всех сил старался остаться незамеченным. Грон понял это совершенно точно. А это означало, что в доме – враг.

Он едва заметно приоткрыл глаза и двинул руку к краю покрывала.

Дом они приобрели почти пустым. Из мебели в нем были только кухонный стол, лавка, старое кресло, которым ни Грон, ни Батилей не пользовались, уж больно оно скрипело, и огромная кровать в спальне на втором этаже. Еще был сундук, сейчас уже начавший заполняться кое-какими вещами.

Когда они вселились, Батилей сразу предложил спать вместе, на кровати, но она сильно напоминала супружеское ложе, поэтому Грон отказался. Лавка для него была слишком узкой, сундук – слишком коротким, поэтому после нескольких проб он остановился на варианте – на полу, перед камином, на ворохе старых тряпок, прикрытых потертым покрывалом, обнаружившимся в дальнем чулане. Похоже, когда-то им застилали кровать, но оно обветшало еще при старых хозяевах. Поэтому сейчас Грон лежал перед камином, укрывшись плащом, и, оглядывая большую комнату из-под приоткрытых век, медленно, чтобы находившийся в комнате чужак ничего не заметил, передвигал руку к кинжалу, засунутому под покрывало.

Чужаков в комнате оказалось четверо. Вернее, в тот момент, как они попали в поле зрения Грона, их еще было трое, но затем в приоткрытую дверь проскользнул еще один. Все четверо топтались у порога. Камин уже потух, поэтому фигуры были слабо различимы. По полу сильно тянуло. Похоже, изначально Грон проснулся именно от сквозняка, но почти сразу же включилось тренированное подсознание, мгновенно почуявшее опасность.

Фигуры несколько мгновений оставались на месте, видно привыкая к более густому, чем на улице, сумраку, а затем разделились. Три двинулись вверх по лестнице, на второй этаж, где располагалась спальня, а четвертая направилась в сторону Грона, тускло поблескивая зажатым в руке кинжалом. Для того чтобы зарезать спящего, более длинный клинок и не нужен… Но пальцы Грона уже успели нащупать и крепко обхватить рукоять его собственного кинжала, поэтому он чувствовал себя достаточно уверенно. Теперь предстояло решить – метать ли кинжал либо дождаться, пока враг подойдет поближе, и попытаться просто ударить. Первый вариант позволял раньше предупредить Батилея, но мышцы со сна еще были в истоме, поэтому вероятность неудачи представлялась необоснованно высокой. Причем она заключалась не столько в опасности промахнуться (уж попасть в столь большую мишень он мог, даже если бы метал кинжал ногами), сколько в том, что вследствие закрепощения мышц бросок получится слишком медленным и противник сумеет увернуться. Это могло обернуться тем, что он останется безоружным против вооруженного врага. Возможно, и не одного. Так что Грон принял решение ударить. Трое остальных двигались по лестнице гуськом и осторожно, вдоль перил, стараясь, чтобы ни одна ступенька не скрипнула. Так что время было…

Грон дождался начала замаха, когда рука врага с зажатым в ней кинжалом пошла вверх, и ударил сам. Без замаха. В горло. Выведя локоть так, чтобы одновременно заблокировать непременный удар нападающего. Который он все-таки нанес, хотя уже и мертвым. Вернее, умирающим. Ну да для того, чтобы опустить кинжал из верхнего положения вниз, много сил не нужно… И сразу же после этого Грон заорал:

– Батилей, опасность!

С верхней площадки лестницы послышался приглушенный досадливый вскрик, а затем звук сильного удара ногой в запертую дверь. Но Грон не смотрел вверх. Он лихорадочно елозил рукой по левому боку мертвеца. По лестнице грохотали каблуки одного из троих поднявшихся, мчащегося вниз, чтобы заняться непредвиденной помехой, с которой не удалось справиться по-тихому, и в его руке сверкал обнаженный клинок. Выходить против ангилота с одним кинжалом, учитывая здешний уровень фехтования, было очень неразумным поступком.

Грон едва успел извлечь ангилот мертвеца, как убийца набросился на него. Несколько мгновений Грон отбивал выпады из крайне неудобной позиции, почти согнувшись, но затем ему удалось выпрямиться и почти сразу же, приняв клинок противника на гарду, провести удачный укол. Противник вскрикнул и, отскочив назад, зажал рану на руке. Он оглянулся на лестницу, но там уже никого не было. Дверь в спальню была распахнута, и оттуда доносились звуки схватки – звон клинков, вскрики, рычание и ругань. Воспользовавшись тем, что противник отвлекся, Грон наклонился к трупу первого нападавшего и выдернул из его горла свой кинжал. Схватка со шпагой (вернее, ангилотом) и дагой здесь пока была еще не очень распространена, но уже применялась. Тем более что он и не собирался пользоваться кинжалом как классической дагой.

– Я вырежу тебе печень, щенок, – злобно прошипел противник, вновь бросаясь вперед, однако в его голосе слышались нотки разочарования. Похоже, он рассчитывал на помощь.

Грон молча принял его клинок на лезвие и некоторое время фехтовал, ожидая, пока рана на руке заставит противника вновь разорвать дистанцию. Он бы на его месте уже давно перехватил ангилот в левую руку, но тот, похоже, не владел левой рукой, поэтому ему приходилось драться, используя уже раненую правую. Отчего он должен был быстро устать. Наконец противник нанес особенно сильный удар и качнулся назад, собираясь отпрыгнуть подальше. Грон ждал именно этого момента. Короткий замах, бросок… и противник опрокинулся на пол, сверкая в полосе лунного света рукояткой кинжала, торчащей из глазницы. Грон прыгнул вперед, подхватил кинжал, столь славно послуживший ему уже дважды за эту ночь, и, прихрамывая, устремился вверх по лестнице, стараясь, чтобы старые ступеньки не заскрипели. Внезапность всегда дает огромное преимущество в любой схватке. Тем более ему с его ногой.

Когда он приблизился к двери спальни, там внезапно прекратила звенеть сталь. Видимо, Батилей оказался для убийц слишком крепким орешком и те тоже решили немного передохнуть. Их соратнику внизу это принесло большие проблемы. Похоже, и с ними дело вскоре будет обстоять таким же образом. Хотя, пожалуй, Батилей вполне мог обойтись без помощи Грона. Но врываться в спальню сейчас, когда его появление не маскировал шум схватки, было явно рановато. Грон замер у косяка. И тут из спальни послышался голос Батилея:

– Кто вы и почему хотите убить меня?

В ответ послышался короткий смешок.

– А то ты не знаешь?

– Значит, новый герцог Садерай все никак не успокоится? – В голосе Батилея слышалась насмешка.