– Ты с ума сошла! – рявкнул он, глубоко вздохнул и продолжил: – Я не знаю, какую чушь ты себе придумала, но…

– Чушь? – Я облизнула пересохшие губы. – Ричард, я слышала это собственными ушами! Ты хочешь меня убить!

Лицо мужа исказилось. Резко выдохнув, он ударил кулаком по стене, так что задрожали фарфоровые безделушки на каминной полке. Зажмурился, провел покрасневшей ладонью по лицу.

– Боги, – выдохнул он хрипло, – я все-таки надеялся, что обошлось!

Я молчала, затравленно глядя на мужа.

Ричард открыл глаза.

– Эмма… Прошу тебя, выслушай. Прости, что накричал. Я… я так испугался. Пойми, у меня были любимая жена и ребенок, которых я вдруг лишился в один миг! Это было так неожиданно, что я растерялся и… наделал глупостей.

Ричард нервно сжимал и разжимал кулаки. Часто дышал.

Впервые я видела его таким. Он был меньше взволнован, даже когда делал мне предложение!

– Ричард. – Голос мой дрогнул. – Я не понимаю, о чем ты. Я знаю, что слышала, и…

– Ничего ты не слышала! – перебил он резко. Мотнул головой и устало потер висок, блеснув ониксом в фамильном перстне. – Позволь мне присесть, и я все объясню.

– Поклянись! – потребовала я, стиснув ридикюль. – Поклянись, что не причинишь вреда ни мне, ни ребенку.

– Клянусь, мы просто поговорим. – Ричард поднес перстень к губам. Дождался темной вспышки и устало опустился на диван у меня в ногах. – Эмма, милая, послушай меня. Ничего этого на самом деле не было, тебе все померещилось.

Мгновение я смотрела на него, потом от души рассмеялась. Только смех вышел горький. Неужели он думает, что я в это поверю?!

– Померещилось? Хочешь сказать, что я повредилась рассудком?

Он молчал. И от этого тяжелого молчания мне вдруг стало не хватать воздуха.

– Эмма, любимая. – Рука мужа дернулась, чтобы погладить меня по колену, и бессильно замерла. – Так бывает. Очень редко, но бывает, когда женщина беременна от сильного мага. Магия ребенка еще не оформилась, она бесконтрольна. Я – темный маг, поэтому моя сила вытаскивает наружу все твои страхи. Понимаешь?

Я смотрела на мужа, ища в его лице… Насмешку? Злость? Разочарование? Находила лишь усталость.

– Это и есть синдром… как его назвал лорд Блэквуд?

– Синдром Бриггса – Фаулера. Да, он самый.

– Не верю, – прошептала я в ужасе.

А вдруг?.. Неужели теперь я должна не доверять своим ушам и глазам? Нет, этого не может быть!

В глазах Ричарда застыла тоска.

– Эмма, любимая, это правда. Послушай меня. – Он осторожно взял меня за руку. – Все закончится, когда родится ребенок. Ты должна продержаться, слышишь?

Я смотрела на наши сплетенные пальцы.

Скажи же, скажи, что это неправда! Глупая шутка, ложь… что угодно, только не этот липкий ужас. Даже когда я узнала, что муж хочет меня убить, – или померещилось? – мне не было так страшно.

– Я тебе не верю.

Вот только прозвучало это жалобно.

– Эмма, милая. – Муж сжал мои пальцы и заговорил ласково, как с ребенком: – Ты ведь понимаешь, что это глупо? Сама подумай, зачем мне приносить тебя в жертву?

«Потому что ты пожалел о женитьбе на мне», – едва не вырвалось у меня, но признать это вслух было так унизительно! Поэтому я сказала, пожав плечами:

– Откуда мне знать? Я в магии разбираюсь плохо, но даже я знаю, что у всего своя цена. Быть может, ты задумал что-то… – я неопределенно повела рукой, – грандиозное?

– Эмма, не говори ерунды! – вспылил Ричард. – Я молод, богат, здоров и красив. У меня есть любимая работа и семья. Чего же, по-твоему, я могу добиваться? Согласись, это нелогично.

Выглядел он при этом таким спокойным и таким самодовольным, что так и подмывало закатить любимому мужу скандал. Как он может рассуждать о логике?!

Вопреки всему, я хотела, чтобы он меня обнял. Хотела обещания, что все будет хорошо. Хотела признания в любви, а не сухих и равнодушных доводов рассудка!

Должно быть, мое лицо выдало обуревающие меня чувства, потому что Ричард напрягся.

– Эмма? Ты ведь не собираешься плакать?

Я покачала головой и выдавила, кусая губы:

– Что ты намерен делать? Запереть меня в сумасшедшем доме?

Муж выглядел неподдельно потрясенным:

– Что ты такое говоришь?! Эмма, ты моя жена, а Блэкморам не место среди умалишенных.

Так вот что его беспокоит! Репутация семьи. Это оказалось неожиданно больно.

– Даже если… – Я судорожно вздохнула и договорила упрямо: – Даже если кто-то из Блэкморов лишился рассудка?

Ричард потемнел лицом. Его серые глаза цветом теперь напоминали грозовое небо.

– Эмма, не смей! – отчеканил он, стиснув мою ладонь. – Надо просто подождать, пока ребенок появится на свет.

– А до тех пор? – горько улыбнулась я, чувствуя, как щиплет глаза. – Запрешь меня в доме под присмотром слуг?

По тому, как он замешкался, я поняла, что попала в точку.

– Эмма…

– Не боишься, – перебила я, – что пойдут слухи? Слуги ведь тоже любят посплетничать. К тому же вдруг я впаду в буйство и наброшусь на кого-то из твоих гостей?

– Эмма! – рявкнул Ричард, хлопнув ладонью по спинке дивана. – Перестань! Ты ведешь себя так, будто я собираюсь привязать тебя к кровати.

– А ты не собираешься?

Я понимала, что меня уже несет, но… не могла остановиться. К темным богам воспитание!

Муж помрачнел, сжал губы.

– Тебе нужен врач, хоть это ты понимаешь? Давай я поселю тебя в охотничьем домике? Там тихо, спокойно, рядом река.

– Что ты будешь делать, если я не соглашусь? – спросила я тихо.

Он не отвел взгляда.

– Тебе придется. Послушай, хватит! Ты своим побегом и так создала множество проблем, и я не допущу, чтобы ты и дальше подвергала риску себя и ребенка!

Я сглотнула горькую слюну. Значит, выбора нет. Уговоры – всего лишь уловка, чтобы я не создавала лишних хлопот. Что же, пусть будет охотничий домик. И сбежать оттуда легче, чем из городского особняка…

– Хорошо.

Муж чуть заметно перевел дух. Улыбнулся и сунул руку в карман.

– Превосходно. Надень.

На ладони его поблескивал золотой ободок. Мое обручальное кольцо?!

– Откуда… – Я оборвала себя, устало потерла лоб. – Ах да. Наверняка миссис Кавендиш преподнесла его тебе как доказательство.

Отчего-то мне было неприятно. Казалось бы, обмануться в малознакомой женщине – сущий пустяк в сравнении с чередой разочарований: в маме, в Хелен, в муже… А поди же ты. Должно быть, это стало последней каплей.