– У нас мало времени, – сказал Дуло. – Писарев нужен, Олег. Где он?

Хозяин запер ворота.

– Писарев – это я.

– Ты же сказал, что тебя нет. – Менюхов усмехнулся.

Писарев по-мальчишечьи нахохлился и выкрикнул со слезой в голосе:

– Откуда я знаю, кто вы?!

– Кого-то боитесь? – поинтересовался Сергей.

– Не ваше дело!

– Ну-ну… – сказал Менюхов. – А звонить-то нам собирался.

Сергей Дуло решил прекратить ненужные препирательства.

– У нас только один вопрос: отправляли вы к Старикову в Селенгинск высокого худого мужчину? Если да, назовите его имя.

По тому, как Писарев переглянулся с женой, стало ясно: он знал, о ком идет речь. Выждав, Сергей спросил еще раз:

– Так знаете или нет?

Жена Писарева подтолкнула его:

– Ну, говори…

– Знаю, – тихо сказал он.

– Его имя?

– Виленкин Сергей.

– Адрес?

Олег Писарев показал рукой куда-то направо.

– Он живет недалеко, здесь, через дом.

Дуло сам открыл ворота и вышел на улицу, за ним Менюхов, следом муж и жена Писаревы. Пройдя скорым шагом мимо соседнего дома, Сергей вдруг остановился как вкопанный.

Виктор Менюхов проследил за его взглядом и тоже уставился на черное пепелище с закопченной трубой в дальнем углу. Обгоревшие руины дома еще дымились.

– Здесь был дом Виленкина, – сказал подоспевший Писарев.

– Что с ним случилось? – мрачно спросил Менюхов.

– Прошедшей ночью сгорел.

– Сгорел или подожгли? – уточнил Сергей.

– Кто ж его знает… – уклончиво ответил Писарев.

– Люди что говорят?

– Люди говорят – подожгли. Вот ведь какое дело… Серегина мать, его сестра и мальчишка-племяш сгорели живьем, выбежать не успели.

– Где сам Виленкин?

– Я его с неделю не видел.

– А друга его?

– Какого друга?

– Того, что порекомендовали знакомому в Селенгинске.

– Я его в глаза не видел. Серега попросил, я сказал – иди и сам договаривайся.

– Значит, не видел… – Сергей Дуло задумчиво посмотрел себе под ноги, потом вдруг спросил: – Боишься, что и тебя подожгут?

– При чем здесь я?! – взревел Писарев. – Я с Серегой никаких делов не водил!

– Бои-и-ишься… – задумчиво протянул Дуло. – Значит, наказали его. Спалили и дом, и семью.

– Я так не сказал!

– И не надо. Все и так ясно. Теперь выкладывай, как на святой исповеди. За что сожгли семью Виленкина и что у тебя с ним общего?

Писарев сник и, настороженно оглядевшись, тихо сказал:

– Идемте во двор.

Все четверо вернулись назад и зашли за ворота. Дождавшись, пока они затворятся, Сергей Дуло потребовал:

– Говори.

– Дней пять назад Серега ко мне заходил… – Писарев опасливо оглянулся и стал говорить тише: – Не один…

– С Григорием Мелешко?

– С ним.

– Зачем?

– Мы выпивали.

– Ну и?..

– Начали разговаривать.

Дуло нетерпеливо взмахнул рукой.

– Ну! Ну!

– В общем, сказали они, что дело у них намечается.

– Объяснили, какое?

– Упаси боже!

– Чего ж ты испугался?

Писарев сжался и как будто на глазах уменьшился на два размера.

– Я ж не дурак. Через два дня приисковую машину ограбили, я сразу понял, чьих это рук дело.

– А что, Виленкин – рисковый мужик?

– Обычный лошара. Отсидел три года за драку, да и то замели по случайности. А вот Григорий – тот мужик духовой.

– Где и когда они познакомились?

– Думаю, в зоне. Серега года два как откинулся.

– Никто из них об этом не говорил?

Писарев отрицательно покачал головой:

– Нет.

– Зачем они приходили?

– Котелок попросили, фонарик.

– Дал?

– Куда бы я делся… – Писарев зябко поежился.

– Что еще?

– Два рюкзака.

– Сказали, зачем?

– Не спрашивал. Не любопытный.

– О чем еще говорили?

– Только об этом.

– А потом?

– Допили бутылку, забрали все и ушли.

– В дом к Сергею Виленкину?

– Куда же еще?

– И больше ты их не видел?

– Нет, больше не видел.

Сергей Дуло посмотрел на Виктора Менюхова. Тот поинтересовался:

– Все? Закончили?

– Еще один вопрос… Как думаешь, Олег, кто сжег дом Виленкина?

Писарев молча развел руками. Не получив ответа, Дуло все же спросил:

– Ты думаешь, его так наказали за ограбление приисковой машины?

– За что же еще… – чуть слышно сказал Писарев.

И это был его последний ответ.

Июль 1963 года

Только под утро Ленька отважился встать и подобраться к обезглавленному Митькиному телу. Увидел его раскинутые детские руки, громко всхлипнул и уже не мог сдержать тяжелых рыданий. Усевшись рядом с братом, Ленька завыл и стал бить кулаками землю.

Всю ночь он прятался под кедром. И если бы лежал на земле, а не во мху между корнями, наверняка бы простыл. Ночи в Забайкалье холодные.

На небе посветлело и стали видны очертания горных хребтов. Из тайги донесся тоскливый звериный вопль. Ленька вытер лицо, огляделся. Вытянул онемевшую руку, нащупал ружье и стал медленно подниматься. Первый шаг дался с трудом, затекшие ноги не слушались. Зубы клацали от нестерпимого холода.

Ветер, потянувший откуда-то из тайги, обдал его сыростью, запахом грибов, мха и смолы. Втянув голову в плечи, Ленька взял брата за щиколотки и потащил к шалашу. Проходя мимо Ягуды, скосил глаза и, не останавливаясь, двинулся дальше.

Все вокруг было знакомым: редкие деревца и светлые пятна гольцов, похожих на припавших к земле чудовищ. Там, на гольцах, был их шалаш.

Метров за сто Ленька почуял неладное. Отпустив Митькины ноги, лег рядом с ним. Слушая звуки, глядел в темноту до тех пор, пока не рассвело и не стал виден шалаш. Дальше пополз один, короткими марш-бросками, замирая и пряча голову во время непродолжительных передышек. Чем ближе он подбирался, тем отчетливей понимал: в их шалаше кто-то есть. Поэтому с таким упорством тащил за собой ружье, готовый в любой момент выстрелить.