– Спокойной ночи, – ответила Валюшка, глядя в темное, без следа морозных узоров стекло, за которым, как ни в чем не бывало, мотались под ветром ветви ясеня.

Или в самом деле не было ничего? Опять призрак? Кошмар?

А то, что случилось днем?..

Валюшка боялась закрыть глаза – боялась, что снова увидит избитое, отекшее лицо Пятнистой Молчуньи, из-под которого вдруг проступят жестокие черты фебер. Однако усталые веки отяжелели и сами собой сомкнулись.

«Нельзя спать!» – попыталась внушить себе Валюшка, но ничего из этих внушений не вышло. И наконец она рухнула в спасительный сон – без всяких видений и кошмаров.

* * *

Валюшка проснулась от звука чьих-то осторожных шагов. Вскинулась всполошенно, готовая снова схватить стул, чтобы шарахнуть по какому угодно чудищу, которое вдруг окажется в комнате, однако это была Марина Николаевна, с виноватым видом стоящая посреди комнаты.

– Разбудила тебя, прости, моя хорошая, – сказала она каким-то странно-хриплым голосом. – Доброе утро.

– Доброе, – пробормотала Валюшка, с опаской глядя в окно.

Ясень стоял смирно, свесив ветки, как всегда в безветренную погоду.

– Ой, да ведь уже совсем светло! Сколько же времени? – спохватилась Валюшка.

– Почти десять, – ответила Марина Николаевна таким же странным голосом.

– А почему вы хрипите?

– Да знаешь, я, наверное, простудилась, – виновато вздохнула Марина Николаевна.

– Ну вот! – огорчилась Валюшка. – Не надо было вам здесь ночевать, я же говорила.

– Да, но… не хотелось тебя оставлять, – улыбнулась Марина Николаевна.

– Спасибо, – пробормотала Валюшка, совершенно точно зная, что, если бы не присутствие Марины Николаевны, которую ни за что нельзя было разбудить и которую надо было во что бы то ни стало защищать, она, Валюшка, спятила бы ночью от ужаса в этой комнате, как чуть не спятила днем на реке.

– Сейчас день, не страшно, так что я пойду домой, отлежусь, – продолжала Марина Николаевна. – Буду пить горячий чай с малиновым вареньем да аспирин – и все как рукой снимет.

– Но уж вы на работу сегодня не ходите! – строго сказала Валюшка.

– Конечно, ведь сегодня выходной, – кивнула Марина Николаевна. – Двадцать первое декабря, воскресенье. Так что вполне могу отлежаться. У меня дома очень тепло!

– Жаль, что я не смогу вам помочь, – вздохнула Валюшка. – Чаю согреть… ну и все такое.

– Жаль, – согласилась Марина Николаевна. – Тогда я пошла? А книжку принесу завтра, ну или в крайнем случае послезавтра, если вдруг не успею выздороветь к понедельнику.

Книжку! Мифологический словарь, где рассказано про Хель! Ждать еще день или даже два в полном непонимании того, что происходит?!

Ну нет!

– Марина Николаевна, – решительно сказала Валюшка, спуская ноги с кровати. – Я вас провожу и книжку сразу заберу, можно?

– Конечно, – ласково сказала та. – Только как же ты без завтрака?

– Да вот же самый лучший завтрак! – Валюшка выхватила из коробки серебряно блестящий слиток эскимо и в два счета сгрызла мороженое, одеваясь.

– Ой, – прохрипела Марина Николаевна, – у меня фолликулярная ангина начинается, когда я на тебя смотрю!

Они вышли в коридор. Кругом стояла тишина, но откуда-то доносились странные, слабо хрипящие звуки.

– Что это? – удивилась Марина Николаевна. – У кого-то еще ангина?

Валюшка пожала плечами. Ей показалось, что эти звуки странным образом очень напоминали петушиное кукареканье. Если, конечно, бывают петухи, которые кукарекают, когда у них ангина! В смысле если вообще у петухов ангина бывает!

Когда миновали лестницу, ведущую в подвал, во владения, так сказать, Ефимыча, тот выглянул из дверей своей каморки и возмущенно спросил:

– Спали?

– А что такое? – удивилась его тону Марина Николаевна.

– Как – что?! – Ефимыч был явно потрясен. – Неужели не слышали петуха?

Валюшка вздрогнула.

– Я вроде что-то такое слышала, – нерешительно кивнула Марина Николаевна, – только думала, мне это снится. Чтобы твой, Ефимыч, петух вдруг среди ночи заорал – это же просто невероятно!

– Заорал и до сих пор орет! Слышите – охрип совсем, а все ж таки орет! – сердито заявил сторож. – Так вот, это все Лёнечка натворил!

– Лёнечка?! – изумилась Марина Николаевна. – Неужели это он ночью петухом закричал?

– Да нет, петухом закричал петух, – махнул рукой Ефимыч. – Но почему закричал, знаете?

«Потому что хотел спугнуть Пятнистую Молчунью», – чуть не брякнула Валюшка, но вовремя прикусила язык.

– Может, вдруг вспомнил, что он петух? – хихикнула Марина Николаевна, но Ефимыч глянул на нее пренебрежительно:

– С перепугу он закричал. С перепугу! И закричишь небось, когда такое творилось!

– Да что творилось-то? – рассердилась Марина Николаевна. – Говори быстрей, Ефимыч, а то у меня температура поднялась, мне скорей чаю с малиной надо выпить.

– А то, что Лёнечка наш в курятник залез и всю птицу перепугал до сердечного припадка, а петуха – до неурочного крика, а потом такой разбой учинил в морге, что впору либо креститься, либо Сан Саныча вызывать!

– Лёнечка птиц перепугал?! – воскликнула Марина Николаевна.

– Лёнечка разбой в морге учинил?! – воскликнула Валюшка.

Потом Марина Николаевна осторожно спросила:

– Слушай, Ефимыч, а может, тебе это все показалось? Может, у тебя тоже температура поднялась и тебе тоже надо чаю с малиной попить?

– Нету у меня никакой температуры, – огрызнулся Ефимыч, – и я уже попил… хоть и не чаю. А кто на моем месте не выпил бы, если бы увидел, как Лёнечка из курятника вылезает весь в перьях, дверь морга настежь, а на пороге лежит… Пятнистая Молчунья?!

– Это кто такая?! – в ужасе прошептала Марина Николаевна, и Ефимыч несколько смутился:

– Да это я одну из постоялиц моих так прозвал… ну, из этих, которые в морге залежались. Она спала и спала себе вечным сном на своей каталке под своей простынкой, вся насквозь проформалиненная. А тут вдруг, понимаешь, валяется на пороге! Ну вот объясните, как она могла там без посторонней помощи оказаться? – воскликнул Ефимыч. – Ведь трупы не ходят!

Валюшка могла бы, конечно, сказать ему, что на сей счет никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

Могла бы… но не стала этого делать.

Промолчала.

– А где теперь Лёнечка? – растерянно спросила Марина Николаевна. – Может, поговорить с ним? Может, он что скажет?

– Да он уже сказал, – хмыкнул Ефимыч. – Знаете, что? «Гул в трубе – душа покойника пришла!» А потом спать лег.