Война зашла в тупик, немецким военным требовалось все больше взрывчатки, и Габер увидел для себя в этой ситуации отличную возможность. Он убедил Карла Боша, что аммиак можно превратить в нитрат аммония с помощью коммерчески выгодного одноэтапного процесса, а завод в Оппау был идеальным местом для этого. Сначала Бош не соглашался, но в конце концов уступил, и уже к маю 1915 года предприятие выдавало более 150 тонн нитрата аммония в сутки. В начале истории производства рабочие трудились сутками, чтобы накормить людей, теперь же — чтобы убивать их. BASF перестала быть просто химической компанией, теперь это был инструмент войны. Девиз «Brot aus luft» («Хлеб из воздуха») превратился в «Blut aus luft» («Кровь из воздуха»). Бош называл преобразования на заводе «маленьким грязным дельцем».

27 мая 1915 года французские самолеты бомбили завод в Оппау. В ответ на это был построен еще один завод по производству нитрата аммония — в глубине Германии, под Лейпцигом, в небольшом городке Лойна. Он открылся 27 апреля 1917 года. Территория предприятия занимала площадь чуть больше трех километров в длину и полутора в ширину. На нем работали 30 000 человек. Он был похож на маленький город, в центре которого возвышались 13 огромных дымовых труб. На канистрах с первыми партиями вещества рабочие нацарапали слова «Смерть французам!». Вскоре на заводе производили более 240 000 тонн нитрата аммония в год, и все это количество кормило военную машину Германии. На тот момент завод в Лойне был самым большим химическим комплексом на Земле.

Фриц Габер купался в лучах славы. Первая мировая стала «войной химиков», а Габер, как руководитель Института кайзера Вильгельма, был главным химиком. Его называли Geheimrat (гехаймрат, или тайный советник), главным советником высшего командования. Фрицу также дали чин капитана рейхсвера немецкой армии, чего никогда до сих пор не случалось с теми, кто не был даже солдатом. Титулами Габера также признавалась важность науки в Германии времен правления кайзера Вильгельма. Ученый был полон решимости соответствовать занимаемому положению, поэтому побрил голову, приказал портному сшить мундир и старался сохранять воинскую выправку. Альберт Эйнштейн сожалел по поводу перемен, произошедших с его другом. «К несчастью, то, что случилось с Габером, могло быть с кем угодно, — сказал он после посещения Института кайзера Вильгельма. — Мне больно каждый раз, когда я думаю об этом. Должен признать, что столь прекрасного в остальном человека погубило тщеславие». «Он хотел быть твоим лучшим другом и одновременно богом», — вспоминала Лиза Мейтнер, физик, позже принявшая участие в исследовании ядерного распада, заслужившем Нобелевскую премию[18].

9 ноября 1918 года Германия капитулировала. Несмотря на поражение, министр Германии Генрих Шойх оценил вклад Габера. «На протяжении долгой войны Вы служили Отечеству, применяя свои широкие знания и энергию, это вне всяких похвал, — писал он. — Вам удалось мобилизовать немецкую химию. Она не смогла помочь Германии выйти победителем в этой войне, но то, что мы не сдались врагу после первых нескольких месяцев из-за отсутствия пороха, взрывчатых веществ и других средств, содержащих азот, в первую очередь Ваше достижение. Ваш успех навсегда останется в истории». (Завод в Лойне, который во время Второй мировой войны охранялся сильнее, чем Берлин, позже работал и на гитлеровские войска.)

12 мая 1944 года восьмая воздушная бригада ВВС США отправила более 200 самолетов бомбить Лойну. К концу войны 6000 самолетов союзников сбросили на завод более 18 000 тонн взрывчатых веществ. Когда наступил мир, Альберт Шпеер, архитектор[19] Третьего рейха, сказал, что, если бы союзники сосредоточились исключительно на ликвидации завода в Лойне, Вторая мировая могла бы закончиться через восемь недель.

В 1919 году Фрицу Габеру дали Нобелевскую премию по химии, но он был не единственным немцем, кто ее получил. Макс Планк — лауреат Нобелевской премии за работу в области квантовой физики, Йоханнес Штарк — за работу по эффекту Доплера. Габер гордился соотечественниками так же, как и собой, несмотря на враждебность по отношению к нему, появившуюся во время Первой мировой войны.

«Я думаю, что вручить премию трем немцам и только немцам в Шведской академии — это великое признание, — сказал он. — Мое искреннее желание — чтобы благодаря этому вернулось взаимопонимание на международном уровне». Но чуда не случилось. Два француза, получившие Нобелевскую премию, отказались от нее в знак протеста; один из них заявил, что Габер «с точки зрения морали не соответствует оказанной чести». Американец, получивший Нобелевскую премию пятью годами ранее, также отказался приехать на церемонию вручения. Это был первый подобный бойкот в истории мероприятия. Во время церемонии награждения несколько других ученых отказались пожать руку Габеру.

Их презрение совсем не было связано с тем, что Габер образно помахал у них перед лицом немецким флагом во время благодарственной речи; или с тем, что выпустил на волю поток фиксированного азота, перекрывшего устья рек и водные пути; или с тем, что подписал манифест, поддержав агрессивную политику Германии, которая вступила в Первую мировую войну; или же с тем, что снабдил немецкую армию взрывчаткой из нитрата аммония. Причиной бойкота стало еще одно зло, которое Фриц Габер совершил во время войны, выпустив его на волю из шкатулки Пандоры.

Когда стало ясно, что надежды немцев на скорое окончание Первой мировой войны тщетны и начинается стратегия по истощению противника, Фриц Габер увидел свой шанс. Он не только снабдил нитратом аммония любимую страну, позволив ей иметь почти неограниченные запасы боеприпасов, но и использовал свои знания в области химии, чтобы выиграть войну тем способом, который никогда ранее не использовался. Габер был уверен, что Германия победит совсем не потому, что ее солдаты храбрее или военачальники хитрее, а потому, что ее химики умнее.

Под руководством Фрица Габера Институт кайзера Вильгельма, который теперь был окружен колючей проволокой и находился под военной охраной, стал неотъемлемой частью военной машины Германии. Бюджет института, в который входили зарплаты 1500 сотрудников и 150 ученых, был в 50 раз больше, чем в мирное время. В 1916 году Габера назначают начальником службы химического оружия. Он хотел найти способ убивать врага, не применяя винтовок или минометов. Найти что-то ползущее по земле, просачивающееся в окопы и там убивающее солдат Антанты[20]. В течение нескольких месяцев химик и его команда изучали воздействие ядовитых газов на подопытных животных (в основном на кошек), выясняя взаимосвязь между концентрацией газа и временем воздействия. Фриц обнаружил, что низкие концентрации ядовитых газов в течение длительных временных интервалов убивают так же, как и большие концентрации в короткие промежутки. Его формула смерти позже была названа константой Габера. К 1918 году более 2000 ученых в Германии трудились над разработкой химического оружия.