За поворотом взгляду открылась совсем нормальная — не искривленная, не скорченная — береза. На ней красивыми гирляндами повисла актинидия, усыпанная спелыми янтарными ягодами. Берг тут же скинул рюкзак и ни слова не говоря ринулся к ней — снимать крупный план, на ходу меняя оптику. Маша отошла к кустам дикой смородины напротив — ягоды с нее уже почти совсем осыпались, но несколько темно-красных веточек еще были видны в глубине.

— Менш! — услышала она отчаянный вскрик Берга.

Маша резко обернулась и не сразу поняла, что произошло: Берг прямо на глазах уменьшался в росте, отчаянно размахивая руками. Камеру он отшвырнул от себя, она покатилась по тропе, сверкая линзой.

— Андреас, что? — сипло крикнула она. И уже понимала: Берг куда-то проваливается. Она рванулась подбежать, но он свирепо крикнул что-то по-немецки. Как ни странно, она поняла: нельзя, опасно! И все равно подбежала совсем близко к глинистой ложбинке, такой же, какую они уже видели два дня назад.

Фумарола! — мелькнуло в голове странное слово. По всей видимости, Берг угодил именно в такой грязевой нарыв на склоне вулкана.

Маша заметалась, хватаясь то за ветки кустарника, то за высокую траву — чем удержать, чем помочь? Берг провалился уже почти по пояс, тяжело ворочаясь в грязи и пытаясь дотянуться до твердых «берегов». Но сухая с виду поверхность предательски крошилась, и из-под хрупкой корки выбивался пар и ползла все та же жидкая грязь, засасывая и руки…

Маша наконец сообразила; быстро, не глядя, вытряхнула из Бергова рюкзака все содержимое, затянула упругую тесьму на его широком горле и, подбежав к барахтающемуся в глине Андреасу, бросила рюкзак так, чтобы вытянутая алюминиевая рама обоими концами оказалась на твердой, поросшей жидкой травкой почве.

Берг, рванувшись всем телом, обеими руками вцепился в раму — она чуть прогнулась, но осталась на поверхности.

— Маша, топор! — прохрипел Берг.

Маша, которой казалось, что она все делает страшно медленно, подскочила к разбросанным Берговым вещам — среди них действительно был топорик с затейливым пластиковым чехлом на лезвии. Кое-как содрав чехол, она заметалась в поисках дерева, которое могла бы срубить.

«Кусты не в счет — они не выдержат его веса, — пыталась успокоить себя простой логикой Маша. — Так, вон в десяти метрах кедрач, но мне его не перерубить, не добраться до стволов. Ага, вон рябина, у нее и стволик потолще, и сама она повыше». Поминутно оглядываясь — Берг обессиленно висел на раме рюкзака, опустив голову, заляпанную грязью, — Маша подбежала к рябине и стала суматошно колотить по ней.

Топорик оскальзывался по гладкому коричневому стволу, один раз она чуть не рубанула по собственной ноге. Остановилась, перевела дух, скомандовала себе: «Так, ну-ка, успокойся, не мельтеши!» Прицелившись, сразу глубоко вонзила топор, потом еще и еще раз. Вспомнила, что надо подрубить клин, потом рубить с другой стороны и повыше — видела же профессиональные соревнования лесорубов!

С пятого раза размочаленный клинышек удалось выбить, она зашла с другой стороны и принялась четко, почти не промазывая, рубить отсюда. Пот заливал глаза, волосы прилипли ко лбу, во рту было сухо и горько, но она не позволяла себе передохнуть и даже не смотрела, как там Берг…

Ей показалось, что она рубила ствол толщиной с пластиковую бутылку не меньше часа. Рябина жалобно крякнула и стала валиться. Пока она страшно медленно падала, Маша успела взглянуть на часы — прошло десять минут. Она вцепилась в упавший ствол, дергала и крутила его, пока не вытащила на тропинку, потянула за собой.

У глиняной лужи развернула рябину и постаралась уложить ее параллельно рюкзаку, чтобы под руками у Андреаса оказался именно ствол. Он перехватил его руками, стал вытягивать себя из трясины, но ничего не получалось. Тогда Маша подхватила вершину, развернула ее вдоль тропы и стала тоже тянуть изо всех сил.

Ветки царапали лицо и руки, обломанным сучком она разодрала ладонь, но не почувствовала боли. Она отталкивалась ногами, почти ложилась на тропинку. Ей казалось, что сейчас лопнут глаза, что ничего не получается, но Берг, видимо, почуял подмогу и стал выворачиваться из глины синхронно с усилиями Маши.

Вот он почти лег на ствол, вот появился на поверхности глиняный зад, вот выдернул одно колено, второе… Замер на несколько секунд — Маша тоже привалилась к земле. Потом Берг еще раз рванулся — и лег на ствол всем телом.

На одной ноге — Маша увидела это почему-то особенно четко — не было хваленого берговского ботинка на толстой подошве, подбитой желтыми гвоздиками. Как же он мог расшнуроваться? — как-то отстраненно подумала Маша.

От ног Андреаса или от грязевой трясины поднимался легкий пар. Там же горячо! — с запоздалым ужасом подумала Маша и подскочила как ужаленная.

— Что, Андрюшенька, миленький, что, обжегся? Там что, горячо, да? — бормотала она, тряся Берга, пытаясь поднять его голову, заглянуть в лицо.

— Ни-чего, Мария, весь порядок, — хрипло пробормотал Берг, подтягиваясь по стволу и волоча собственные ноги, как сбитая машиной кошка.

Маша тянула его за свитер, плакала, размазывая по лицу глину, пока он не оказался на тропинке и не смог сесть. Обламывая ногти, она развязала шнурок на уцелевшем ботинке стащила с ног Берга носки с налипшим на них толстым слоем грязи. Ноги были с вздувшимися венами, одна — ярко-розовая, а вторая, та, что потеряла ботинок, — красная, ошпаренная, как огромный чудной рак.

Тихонько подвывая и непрерывно шепча «Сейчас-сейчас, Андрюшенька, миленький, потерпи!», Маша нашла в траве свой пакет, оскальзываясь на склоне, спустилась в распадок, набрала в ручье воды и так же бегом вернулась к Бергу. Вылила воду на его распухшие ноги, побежала еще раз…

Когда она вернулась с водой, Берг уже вполне осмысленно смотрел на нее — налившееся краской от усилий и боли лицо приобрело почти нормальный цвет, он даже пригладил набок слипшиеся от грязи волосы.

— Очень больно? — стараясь сдержать сбившееся дыхание, спросила Маша.

— Мария, пожалуйста, там в рюкзаке был несессер, там есть лекарство от ожога. — Акцент Берга был слышнее, чем обычно.

Маша порылась в куче высыпанных из сумки вещей, нашла что-то вроде косметички — синюю сумочку с кармашками, в которые были разложены коробочки и баночки. Подала Бергу. Он достал красно-белый баллончик, свинтил крышечку и щедро набрызгал из него белой, тут же объемно вспухающей на ногах пеной.

— Как же мы теперь пойдем? — с отчаянием спросила Маша. — Вы же не сможете.

— Нет-нет, Мария, не беспокойтесь, я смогу, сейчас, момент. — Берг попытался перевернуться, ему это удалось. Опершись на руку, второй он обломил большую ветку со спасшей его рябины, сделал что-то вроде крючка и пополз к коварной яме с грязью.

— Вы что, Андреас, с ума сошли! — не выдержала Маша. — Куда вы опять?

— Мне необходимо достать рюкзак (у него получилось «ругзаг»), — спокойно объяснил он Маше. — Иначе мне не будет в чем нести свои вещи.