— Что мне Попович! — Дмитрий нагло расхохотался. — Вот где у меня твой Попович, со всеми потрохами! — Он сжал сухую кисть в кулак, поднес к носу Кирилла. — Сам не отмажется, если что!

— Так, ну-ка, пойдем выйдем. — Кирилл встал в проеме палатки, поднял полог.

Зло отшвырнув рюкзак, Дмитрий вышел вслед за ним. Маша подошла к выходу, прислушалась. Разговор явно шел на повышенных тонах, но слов было не разобрать. Пару раз, правда, слышен был откровенный мат, но содержательную часть разговора она так и не поняла — геологи явно понижали голоса, чтобы посторонние их не слышали.

Наконец, в палатку вошел взбешенный Дмитрий. Он рванул свой мешок, вынул из него что-то увесистое и кинул в сторону вошедшего следом Кирилла. Тот поднял брошенное, отнес в угол палатки и сел там, насвистывая незамысловатый мотивчик.

Показалось Маше или нет, но Дмитрий пробурчал себе под нос что-то вроде «Погоди, падла, дорожки в тайге кривые!», но она предпочла думать — показалось. Мужские разборки часто грешат избыточными угрозами, как у рассорившихся пацанов.

Дмитрий надел рюкзак на спину, а тяжелый мешок повесил на грудь и так, напоминая черепашку-ниндзя из мультфильма, отправился в дорогу, снова буркнув что-то неразборчивое на прощание.

— Образцы породы с новой траншеи понес в партию, — коротко объяснил Кирилл, вставая в проем палатки. — А чего на ночь глядя, можно было и завтра. Упертый паренек, первый сезон с нами, не притерся пока.

Маша представила худую гибкую фигуру, маленькую голову на высокой шее, плотно прилегающие к черепу черные волосы — кого же он ей напомнил? Конечно! «Змею» Викторию, донимавшую Берга на дне рождения Марины, жены начальника заставы!

— А как его фамилия? — спросила она, сама не зная зачем.

— Димки-то? Пегов, — сморщился в улыбке Кирилл.

— И у него сестра есть, красивая такая? — наугад спросила Маша.

— А как же! — Кирилл разулыбался еще шире. — Красотка первостатейная, Виктория! Замужем, к сожалению, за нашим милицейским бугром. А он боров боровом, совсем не пара ей. Теперь она мужняя жена, не подступись. А раньше, говорят, веселая девчонка была! Только меня тогда здесь не было, а жаль! — Кирилл скорчил гримасу и подкрутил светлые усы. — Я б ее не пропустил!

Спать улеглись в палатке, навеки пропахшей крепким мужским духом — табака, портянок, сыро мятной кожи, костра, какой-то горькой травы…

Маша сгребла в подобие матраса несколько спальников, залезла в свой, долго ворочалась вздыхала, вспоминала пионерское детство — палаточный дух напомнил те давние походы с ночевкой в тайге. Андреас дисциплинированно принял холодный душ, влез в свой невесомый спальник. Кирилл уже давно ровно сопел в углу палатки.

— Мария, можно я спрошу вас? — вдруг раздался тихий, но совсем не сонный голос Берга.

— А, что? — очнулась от дремоты Маша.

— Когда вы вытаскивали меня там, в грязи, вы кричали «Андрюшенька!». Это так детей называют с именем Андрей, да? — неловко спросил Берг.

— Почему детей? — переспросила Маша. — Можно и взрослых, это уменьшительно-ласкательная форма имени.

— Уменьшительное — значит для маленьких?

— Уменьшительно-ласкательное — значит для близкого, хорошего человека, — рассердилась Маша. «Вот ведь, немец, запомнил. Хорошо хоть, не спрашивает, почему я орала «миленький», как ему объяснишь-то!»

— Андрюшенька, миленький, — вдруг мечтательно проговорил Берг. — Да, это ласкательно, правда.

— Спокойной ночи, Андреас, — с нажимом проговорила Маша и сердито отвернулась.

Берг еще долго ворочался на старых бугристых спальниках геологов. Он уже понял, что Маша стала для него чем-то большим, чем партнер по командировке. Он любовался ее лицом, аккуратной крепкой фигурой, смеялся ее шуткам — все в ней вызывало ощущение тепла и радости. Иногда он представлял, как обнимает и целует ее, но тут же обрывал себя, не позволяя мыслям двигаться в этом направлении. Он для нее — всего лишь работодатель, к тому же навязанный, а не выбранный ею самой. Закончится их поездка — и она, вероятно, с облегчением вернется к своей привычной жизни. А его ухаживания может воспринять как назойливость. Но ее слова «Андрюшенька, миленький» все равно звучали в его ушах райской музыкой…

Маше снилось море. Теплое, едва плещущее о берег, оно качало ее, легонько брызгало в лицо. Сильно кричали чайки, почему-то человеческими голосами…

— Вставайте, быстрее, надо поднять спальники повыше! — кричал кто-то прямо в ухо.

Маша испуганно очнулась. Среди палатки в мечущемся свете фонарика размахивала руками длинная фигура. «Кирилл! — сообразила Маша. — Что-то случилось».

— Просыпайтесь, Маша, циклон! — сквозь плеск и завывания ветра прокричал Кирилл. — Палатку заливает!

Маша увидела, что полураздетый Берг — в трусах и футболке — таскает в верхний угол палатки спальники. В углу на каких-то ящиках уже возвышалась темная куча геологического барахла. Только теперь она поняла, что под нею, поднявшись над дощатым настилом, струится вода, нижний спальник уже совсем промок.

Выбравшись из мешка и не обращая внимания на свой тоже не слишком парламентский вид, Маша принялась помогать мужчинам. Тонкие стены палатки ходили ходуном, на улице гремело, по крыше время от времени хлестало, словно какой-то великан стегал длинным бичом.

Кирилл, мокрый с головы до пят, выскакивал наружу, что-то вносил, и в эти моменты было видно, как глубокую темень снаружи прорезают синие сполохи, потом с запозданием в распадке грохотало и еще несколько раз перекатывалось по сопкам эхо. Было жутко.

— Кирилл, давно это началось? — дрожащим голосом спросила Маша.

— Черт его знает, сейчас полшестого, я тоже проснулся с полчаса назад, когда гром загремел, — отрывисто крикнул тот. — А льет-то, наверное, с ночи. Вон какой потоп по склону.

Под полом палатки теперь уже несся поток, который захлестывал ее все выше и выше. Резко похолодало. Не оставалось ничего иного как ждать рассвета, и они втроем устроились на куче спальников, натянув на себя свитера, брюки, носки. Вся обувь была мокрая, Маша натолкала в нее старых сухих газет, которые обнаружила в одном из ящиков.

По часам было уже девять, но снаружи посветлело совсем чуть-чуть. Палатку трепали порывы ветра, у полога оторвало петли, и теперь он трепыхался, как треугольный флаг, то врываясь внутрь палатки, то отлетая наружу.

Положив на настил мокрые чурбаки, а на них пристроив кусок широкой доски, Кирилл попытался разжечь примус, который, оказывается, тоже был у геологов в запасе. Кое-как ему удалось вскипятить полчайника, развести в кружках пакеты кофе с молоком, которые вытащила из рюкзака Маша.

— Что будем делать? — вполголоса спрашивала она у Берга, пока Кирилл хлопотал «по кухне». — Вездеход, конечно, сегодня не придет. Останемся тут? Или попытаемся пройти пешком? Как ваши ноги, выдержат?