Так и хотелось вскрикнуть: кто упрекнет меня в желании быть счастливой? Хотя бы понятой. Кто осудит в том, что упираюсь и настаиваю на том, чтобы муж хотя бы уважал меня?

На плечо опустилась горячая рука, меня резко развернуло и впечатало в спинку.

— Никогда не отворачивайся от меня, Сеня, — Ренат не говорил, а шипел.

— Не называй меня так! — я дернулась, отбилась от его руки, но он грубо задержал мой подбородок и заставил замереть.

— И почему я не могу тебя так называть? — наклонился. Дохнул в лицо горячим порывистым дыханием.

— Ты для меня чужак, никто, Ре-на-тик, — я скривилась, а муж нахмурился, свел густые брови на переносице. От этого его высокий лоб стал грубее и страшнее, но я не собиралась его бояться и продолжала язвить: — Не нравится, да?

Волгин скрипнул зубами и сильнее приподнял мой подбородок, заставив запрокинуть голову и сглотнуть собравшуюся во рту слюну.

— Я тебя предупреждаю, ты будешь слушаться. Выделываться могла дома, Се-ня, под крылом мамы и папы. А рядом со мной ты будешь молчать и быть покорной женой. Только посмей еще раз оттолкнуть меня публично, если я подаю руку, или отвернуть лицо, если захочу тебя поцеловать, — он приблизился, крупные губы хищно оскалились. Под его пальцами на подбородке буквально горела кожа, я вцепилась ранеными ладонями в его руку и попыталась ее отодвинуть.

Ренат лишь усмехнулся на мои жалкие попытки.

Стало страшно от тона, взгляда, напряженного тела, что прижимался ко мне, не позволяя выдохнуть. От близости его губ.

— И что будет? — с трудом, но выпалила. Ярость раскаленной лавой бежала по венам, щеки обдало жаром, а во рту пересохло. — Разведешься? Побьешь? — неосознанно провела языком по губам, увлажняя кожу.

Взгляд мужа стал густо-черным, поглощающим.

— Трахну.

— Изнасилуешь? — голос свистнул от ужаса. — Ты не посмеешь…

Я трепыхнулась в его руках, как ласточка в лапах ястреба.

Его губы ударили по моим так неожиданно, что остатки слов утонули в глубине его рта, задребезжали в моей груди.

Безумный. Неистовый. Такой зверски неудержимый, что я на несколько секунд утратила возможность реагировать адекватно. Его язык обжигал, нырял в мой рот резво, активно, доставая глубин, вытягивая постыдный стон за стоном.

Я не могу таять от его рук и поцелуев! Так не честно. Это неправильно!

Ренат, оторвавшись, вдруг отпустил меня и отстранился. Небрежно стер с моей верхней губы влагу крупным большим пальцем, причиняя легкую недоболь, что вызывала во мне странные мурашки по всему телу. Внимательно рассматривая мое лицо, Ренат нежно коснулся ранки на нижней губе, которая едва затянулась, стер каплю крови, а потом сел в ровное положение и с усмешкой огорошил:

— Мне не придется, Се-ня.

Есения

Его самоуверенность шокировала.

Я закусила пылающую щеку изнутри и попыталась выровнять дыхание. Не получалось. Совсем.

Это Ренат прошел неизвестно сколько губ и женских тел, а я целовалась с парнями несколько раз, что ни в какое сравнение не шло с поцелуем мужа. Он будто поил меня афродизиаком, когда касался языком, когда упорно толкался, раздвигая мои зубы, и ласкал, пытал…

Я свела ноги от сильного приятного жжения между ног, а Ренат заметил это движение, повернул голову и посмотрел на мои бедра, спрятанные под пальто. Побрел взглядом, словно поглаживая ладонью, вверх, пересчитывая матовые пуговицы, нагло задержался на моих губах, слабо дернул уголком улыбки, а я еще сильнее свела коленки и запахнула пальто.

Он меня сжигает, когда так смотрит. Пришлось выдержать эти разглядывания, промолчать, но я больше не смогла смотреть в его покоряющие глаза — склонила голову.

Как же все ужасно… выходит. Страшно глаза поднять. Вдруг я его разозлила так, что он теперь точно не позволит уснуть. Вдруг он подлый и жестокий человек, способный на все?

— Я не хотела, Ренат, — сказала, подрагивая от волнения и рассматривая пальцы. Тронула бинт, что накладывал недавно муж. Не может он быть жестоким, ведь помог мне, ухаживал. — Не хотела о твоей жене так говорить. Извини. Это было неуместно и грубо. Я не знаю тебя, какой ты человек, потому очень боюсь и огрызаюсь. Надеюсь, что ты позволишь познакомиться с тобой, — я посмотрела в его глаза. Серые, налитые холодным стеклом, что вот-вот разлетится и поранит мне кожу. Руки неосознанно стиснули край пальто, я будто обнажалась рядом с ним.

— Это не нужно, — отрезал Ренат и поджал губы, взгляд не отвел — изучал мое лицо с нескрываемым интересом, но тон оставался пустым и безжизненным. — Знакомство не в нашем случае. Все равно ты уже моя. Навсегда.

Он как глыба — непробиваемый.

— Тебе… не нужно, — я отпустила край пальто, позволив полам снова разойтись, дрогнула всем телом, сдерживая желание выплеснуть негодование, высказать в лицо этому забуревшему барану все, что думаю.

Муж зацепился взглядом за разрез платья и выловил край кружева моих чулок. Опять.

— Мне нужно, Ренат. — Обняла себя за плечи и, пряча страх за ресницами, взглянула на мужа снизу вверх. — Пожалуйста.

— Что ты хочешь? — он откинулся назад, потянулся рукой к переносице, но почти сразу вернул ее на колено и сжал в кулак, будто боялся проявить слабость, показать, что ему тоже все это неприятно и болезненно. Он тщательно прятал себя под маской каменного монстра, и мне от этой мысли стало холодно.

— Расскажи о себе, — попробовала я с другой стороны. — Спроси о чем-нибудь меня.

Муж окинул меня презренным взглядом.

— Не думаю, что узнаю что-то новое. Главное, что ты здорова и хороша собой. Остальное меня мало волнует.

— Не интересно, что я люблю есть, какие книги читаю, чем увлекаюсь?

— Абсолютно.

— Она недавно умерла? Да?

От вылетевшего вопроса даже я стушевалась. Опять лезу на рожон.

Ренат сильно сжал кулаки, полоснул меня гневом по глазам, мощная челюсть скрипнула.

— Откуда ты знаешь?

— Догадалась, — я повела плечом. — Так отталкивать других можно лишь после большого горя. Злишься на весь мир — значит, случилось это в ближайший год-два. Не зажило еще. Я права?

Ренат отвернулся, а я с облегчением выдохнула. Не прибил — уже хорошо. Мне казалось, что я нащупала то, что сможет разрушить стену между нами. Позволит хотя бы находиться рядом и не кусать друг друга. Если пойму его печаль, смогу найти и то, что поможет ему от нее отгородиться. Мы в чем-то даже похожи. И пусть я любимых не теряла, но родных приходилось, я прекрасно понимаю, что он чувствует. Только я ведь не виновата. За что меня наказывает?

Волгин долго молчал. Машина катила по городу, пронзая осенний туманный флер и холодные огни витрин, а я искала слова, которые могли бы меня спасти в этот миг, смягчить норов Рената и показать ему, я живой человек, а не игрушка. Какой бы ни была причина его давления, живые люди все-таки важнее.