нельзя исключить и того, что вторая война Рима с Карфагеном началась бы гораздо раньше. А так, благодаря Фламинию и его легионам первый этап противостояния с инсубрами закончился благополучно, сенаторы не имели никаких оснований сетовать на неблагосклонность Фортуны.

На то, что именно Гай явился главным творцом победы при Клезисе, обратил внимание и Питер Коннолли: «В 223 г. до н. э. Фламиний одержал убедительную победу над инсубрами, которую Полибий отрицать не может, однако все заслуги приписывает трибунам. Сражение это было примечательным, потому что римляне не пользовались в нем своей обычной тактикой, а выставили против кельтов строй копейщиков. Такое новшество мог ввести лишь командующий, поскольку масштаб инициативы был слишком велик для трибунов»[24]. Я полностью согласен с мнением ученого.

Полководец одержал заслуженную победу и имел всё основания рассчитывать как на триумф, так и на благодарность сограждан. Но всё пошло совсем не так, как надеялся консул.

3. Между двумя войнами

Разгромив армию галлов, Фламиний повел легионы в земли инсубров и совершенно разорил их страну. После чего посчитал, что раз все поставленные цели достигнуты, то кампания закончена, и принял решение о возвращении в столицу. А там его поджидала большая неприятность.

Рассказ Плутарха об этих событиях краток и не передает накала той политической борьбы, которая в это время велась в Риме, поскольку в городе шла самая настоящая война сенаторов против Фламиния и тех, кто его поддерживал. «Отцы отечества» одержали в этом противостоянии вверх, и победителя ожидал весьма холодный прием: «Когда он с богатой добычей возвратился в Рим, народ не вышел ему навстречу, и за то, что консул не сразу откликнулся на зов и не подчинился посланию сената, он обнаружил оскорбительное высокомерие, едва не отказал ему в триумфе, а тотчас после триумфа лишил его власти, принудив вместе с коллегою клятвенно отречься от должности» (Plut. Marcell. 4). Из текста следует, что сенаторам удалось настроить граждан против Фламиния и практически лишить полководца заслуженного триумфа. Но когда Гай вернулся в Рим, его сторонники резко активизировались и стали вопреки воле сената отстаивать право своего лидера на триумфальное шествие.

Сам Фламиний был личностью харизматической, обладал сильным даром убеждения и железной волей. Поэтому, оказавшись в столице, он сумел повлиять на умонастроения сограждан в отношении триумфа, и торжественное шествие состоялось. На Капитолии под восторженные крики толпы полководец воздвиг золотой трофей из браслетов и ожерелий, снятых с убитых и пленных галлов (Flor. I, ХХ, 4). В триумфальной процессии провезли огромное количество оружия и доспехов, захваченных у инсубров. Удивительно, но через некоторое время оно вновь будет использовано по своему прямому назначению. После битвы при Каннах у римлян возникнут серьезные проблемы со снаряжением легионов, и диктатор Марк Юний Пера найдет оригинальный выход из сложившейся ситуации, вооружив 6000 воинов «галльским оружием, которое вез в триумфе Гай Фламиний» (XXIII, 14).

Но сенаторы и не думали сдаваться. И если консул сумел с помощью народа продавить решение в отношении триумфа, то с должностью ему пришлось расстаться. «Отцы отечества» осуществили свои угрозы, о которых писали Гаю в письме накануне битвы при Клезисе. «Итак, Фламиний и его коллега клятвенно отказываются от должности» (Marcell. 6), – подводит Плутарх итоги противостояния полководца и сената. Консулами стали Марк Клавдий Марцелл и Гней Корнелий Сципион Кальв. Это было поражением Фламиния на политической арене, но, будучи искушённым политическим бойцом, он не собирался отказываться от борьбы. В следующем, 221 г. до н. э. он вновь напомнил о себе, однако и в этот раз удача оказалась не на его стороне. Об этих событиях нет никакой иной информации, кроме невнятного сообщения Плутарха, но некоторые выводы сделать можно. Рассказывая о религиозности римлян, ученый грек напишет следующее: «А когда диктатор Минуций назначил начальником конницы Гая Фламиния и вслед за этим раздался писк мыши, которую называют «сорика» [sorex], римляне отвергли и самого диктатора и его начальника конницы и выбрали на их место других» (Marcell. 5). Мы не знаем, пищала мышь или не пищала, не исключено, что служители культа выдали желаемое за действительное и тем самым подыграли сенату. Но как бы там ни было, Фламиния вновь отстранили от власти.

Вновь мы встречаемся с ним в 220 г. до н. э. когда Гай становится цензором и навсегда входит в римскую историю как человек, реализовавший два грандиозных строительных проекта – Фламиниевой дороги (via Flaminia) и Фламиниева цирка. Любопытную информацию по поводу этих строительных инициатив Гая Фламиния сообщает Плутарх. В «Римских вопросах» писатель размышляет: «Почему один из римских цирков называется Фламиниевым?» А затем сам же отвечает: «Может быть, в честь некого Фламиния, который много лет назад передал в дар городу участок земли, доход с которого граждане использовали для устройства конных состязаний, а на остаток денег построили дорогу, которую тоже назвали Фламиниевой?» (66).

Строить знаменитую дорогу стали в 220 г. до н. э. Она начиналась от ворот Рима, шла через Этрурию и Умбрию, проходила через Апеннинские горы и заканчивалась в Аримине. Её стратегическое значение переоценить трудно, поскольку она соединяла между собой два моря – Тирренское и Адриатическое. Теперь в случае конфликта с галлами легионы можно было быстро перебросить в Северную Италию. С другой стороны, строительство дороги значительно облегчало колонизацию северных регионов Италии. Роль Гая в строительстве этой дороги по достоинству оценил Гульельмо Ферреро: «Не человек знатного рода, но вождь народной партии дал свое имя первой большой дороге – via Flaminia, которая соединила Рим с долиной По и повела невежественные поколения за стены его города к будущему»[25].

О местонахождении цирка, построенного Фламинием, известно немного. Тит Ливий, рассказывая о борьбе плебеев и патрициев в Риме, пишет о том, что «собрание плебеев приняло эти решения на Фламиниевом лугу, который теперь зовется Фламиниевым цирком» (Liv. III. 54). Фламиниев луг находился у западного склона холма Капитолий, в южной части Марсова поля. Этот район подробно описал Страбон. Рассказывая о красотах Рима, географ сообщает следующее: «Бо́льшая часть этих сооружений находится на Марсовом поле, где к природной красе присоединяется еще красота, искусственно созданная. В самом деле, и величина поля вызывает изумление, так как, несмотря на столь большое число людей, которые играют в мяч, катают обруч или упражняются в борьбе, там все-таки одновременно остается место для беспрепятственного бега колесниц и всяких других конных упражнений. Затем окружающие Марсово поле произведения искусства, земля, круглый год покрытая зеленым газоном, и венки холмов над рекой, тянущихся до ее русла, являют взору вид театральной декорации, все это представляет зрелище, от которого трудно оторваться. Близ этого поля лежит другое поле, а