Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В допетровские времена еженедельная баня и переодевание в чистое исподнее были нормой жизни и крестьянина, и боярина. В истории Земли-1 Петр Великий импортировал из Европы не только идеи прогресса и просвещения, но и множество пагубных привычек, включая курение табака и гигиеническое свинство. Женившись на Марте Скавронской, он заложил обычай вступления в брак с иностранными невестами. Все они, включая Екатерину II, происходили из местностей, где мытье один-два раза в год считалось достаточным, а то и чрезмерным. В допетровской Руси женщины расчесывали волосы и заплетали в косы, девы одну, замужние бабы две. Начиная с Марты, они начали воздвигать на голове архитектурные сооружения, не разбираемые по несколько дней, а то и недель. Для ухода за прическами, содержащими килограммы золотых булавок и драгоценных камней, вошли в моду столь же драгоценные вошебойки — инкрустированные тонкие щипчики для поиска и раздавливания вшей на голове придворных красавиц.
Кроме религиозного мракобесия, европейская антисанитария объяснялась еще и экономическими причинами. Леса вырублены, дрова дороги, добыча угля лишь начинается. Топливо тратилось на первоочередные нужды — приготовление еды и отопление. Привычка не мыться годами оказалась вынужденной.
Из католических стран наиболее чистоплотными выглядели государства Апеннинского полуострова. Оставшиеся в наследство от античного Рима многочисленные термы и купальни поддерживались в рабочем состоянии. Теплый климат снижал энергозатраты на нагрев воды. Их посещали не только обычные горожане, но и «святые» отцы.
Проблема гигиены была одной из главных причин, по которой миссионеры не обзавелись семьями и потомством. Возможно, Олег не оставался достаточно близко со своей Констанцией наедине и не почувствовал ее запаха. Как бы ни были прекрасны черты лица, бездонны глаза, пышны волосы и свежи полушария в низком корсете, полюбить небесное создание с ароматом бомжа человеку будущего невозможно. Мало того, для маскировки смрада красотки обливались настолько сильным парфюмом, что он подошел бы для освежения атмосферы в недорогом привокзальном туалете. Если вонь не перебивалась ведром розового масла, благоухающие дамы носили маленьких собачек: пусть все думают, что животное обгадилось и пахнет, хозяйка ни при чем.
Со вселением в Пале-Рояль первым делом встроили сауну с бассейном, все апартаменты членов малого совета оснастили ванными. Прислуга получила наказ регулярно мыться, пахнущие XVII веком изгонялись немедленно.
В этот весенний день первого апреля 1670 года Нурлан лично открывал третьи парижские городские бани. Понимая, что термические процедуры, привычные славянам, прибалтам и туркам, могут оказаться здесь чересчур экстремальными, бани включали в себя индивидуальные моечные и общий бассейн. В общем зале посетители находились в балахонах от горла до пят, это самый смелый покрой купального костюма по меркам своего времени. Разумеется, мужчины и женщины отдельно.
Несмотря на принятый еще в прошлом году Закон об общественной гигиене, сама идея поддержания телесной чистоты нашла огромное количество противников у святош всех мастей. За возрождение гигиенических норм ратовала лишь церковь Единого. Пастве внушали, раз Бог создал людское тело как сосуд для души, то небрежность к сосуду есть неуважение Бога. Так называемые «святые», умерщвлявшие плоть, оскорбили божество и весело горят в аду, который непременно примет всех, не желающих регулярно мыться.
По доносам прихожан полиция арестовала трех католических и одного лютеранского священника. Они с церковной кафедры призывали к накоплению грязи на теле, уверяли, что бани — это античное язычество, а свинство — христианская аскеза. По приговору Парижского окружного суда каждый из них был приговорен к пяти годам каторжных работ на строительстве канализации. Обе епархии получили огромные штрафы, так как мятежные речи произносились не частными лицами, а от имени церкви. В результате открытые протесты сменились глухим ропотом.
Личная чистота стала обязательной для армии, полиции и иных государственных служащих. В городе появилась массированная реклама шампуней и ароматического мыла для дам. Главное, чтобы поддержание тела в порядке вошло в моду в Париже. Тогда провинциалы, считающие столицу эталоном для подражания, возьмутся за мочалки.
А пока образцовый город выглядел, словно изрытый исполинским кротом. Английские и испанские военнопленные, отечественные каторжники и иностранные гастарбайтеры прокладывали канализацию и водопровод. Теперь любой парижанин, а также парижанка, выплеснув помои на улицу, уплатят штраф, повторно — добро пожаловать на принудительные работы по благоустройству. Медленно и нехотя французская жемчужина превращалась из средневековой клоаки в столицу Европы.
В Версале возобновились балы и приемы. Не столь пышно, как при Людовике, но светская тусовка есть непременная составляющая французского общества. Вот только периодически какой-либо маркиз или герцог тормозился на фейс-контроле. Он слышал реплику вроде: «Пардон, ваша светлость, но от вас попахивает говном-с. Извольте помыться, и мы вас ждем с нетерпением». Благородные господа и дамы пылали негодованием. Но недолго. Носить клеймо засранца не комильфо, и они начали следить за собой. Кроме самых упертых, которые, запершись в родовых поместьях, воняли благородными немытыми телами и вынашивали контрреволюционные планы.
Но гигиена — далеко не всё. Гораздо печальнее дела обстояли с медициной. На Востоке сохранились национальные школы, акупунктура, мануальная терапия, травоведение. В Европе все это с корнем было вырвано невежественными католическими монахами. Чудом сохранившиеся сельские знахарки никакой погоды не делали. Хворь изгонялась постом и молитвой. Медикусы обожали пиявки и кровопускание, применяли странноватые лекарственные смеси, приносящие больше вреда, нежели пользы. Еще умели вырывать зубы, принимать роды и помогать при несложных травмах. Ни один врач не только не умел лечить, даже толком не представлял устройства человеческого организма. Смертность, особенно детская, ужасала, ее компенсировала только высокая рождаемость.
Занятия на медицинском факультете шли всего полгода. По крайне усеченному курсу Нурлан рассчитывал за два года подготовить фельдшеров, гордо называя их врачами. К этому времени он предполагал появление хотя бы некоторых антисептиков и противовоспалительных препаратов. О производстве сульфамидов или выращивании плесени для выделения пенициллина он еще не мог и мечтать. Применялись природно-народные средства плюс биополевое воздействие на пациентов силами аптечек, оставшихся от погибших миссионеров. На большее первый министр здравоохранения пока не мог рассчитывать.
Придавленный заботами, он вымылся, вышел в общий зал, где его окружили мужчины в таких же хламидах, произнес короткую приветственную речь и с удовольствием погрузился в подогретую воду.
Бывшая столица Великого княжества Литовского знавала лучшие времена. Став центром воеводства, она утратила часть былого величия, но не потеряла торгового и стратегического значения. Поэтому назначение воеводой столь важного города и административного округа стало для Казимира Яна Сапеги очередной ступенькой наверх.