Привязанность к отцу, которого добрый и чувствительный юноша любил всей душой и к которому испытывал глубокое уважение, диктовала ему одно-единственное решение: пойти по отцовскому пути, посвятить себя математике и Церкви. Чарлз знал, что именно об этом мечтал отец, к этому его готовил. В то же время он, верно, испытывал и сомнения: не догадываясь еще о своем художественном даре, он, однако, чувствовал, что в нем бьется какая-то иная жилка. Он был далек от понимания того, куда именно зовут его скрытые побуждения и склонности. Стремление к самовыражению пришло к нему позже; пока что это было всего лишь смутное предчувствие, которого он сам не понимал и не стремился понять. К чему склоняло его это предчувствие — к лирическим стихам, пародиям, юмористическим рисункам, заметкам, сценкам? Волей любящего отца, которым он восхищался и который, конечно, хотел для него только лучшего, будущее его было строго определено, путь четко начертан. И всё же в этот нечаянный «зазор» между школой и университетом, в эти дарованные ему каникулы Чарлз с удовольствием бездельничал (так пишут некоторые из его биографов): занимался пустяками, набрасывал какие-то нелепые рисунки, самозабвенно возился с братьями и сестрами, включая самых младших, сочинял смешные пародии и стишки… Никто не подозревал, что пройдут десятилетия и эти ранние юношеские опыты, эти рисунки, эти стишки будут воспроизводиться и внимательно изучаться не только в Англии, но и во многих других странах!

Почти все сестры и братья Чарлза обладали какими-то способностями и склонностями. Конечно, для девочек в то время не существовало серьезных школ и они не могли мечтать о поступлении в университет, однако под руководством отца они получили хорошее домашнее образование. Фанни увлекалась музыкой и ботаникой, Элизабет — литературой и сама пробовала писать; Мэри переводила, рисовала, интересовалась искусством; Луиза обладала незаурядными математическими способностями. Чарлз занимался с ней математикой и считал, что она ничем не уступает ему в этой области. Скеффингтон больше всех походил на отца; впоследствии он стал священником и главой большого семейства. Эдвин, самый младший ребенок в семье, также посвятил себя Церкви и стал миссионером сначала на Занзибаре, а потом на островах Тристан-да-Кунья. Уилфред, отличавшийся от братьев силой и ловкостью, ловил рыбу, охотился и всерьез занимался греблей и боксом. Он единственный из четырех братьев не принял сан священника и позже стал управляющим большого поместья.

Дети были очень привязаны к старшему брату. Вряд ли они понимали, что Чарлз обладает особым даром — не только понимать и любить детей, но и видеть мир их глазами, превращаясь в ребенка. И уж конечно, им и в голову не могло прийти, что ему предстоит всемирная слава. Они просто радовались тому, что он здесь, с ними, рассказывает увлекательные истории, придумывает игры, издает для них семейный журнал, героями которого зачастую выступают они сами. Свой дар Чарлз сохранит неизменным все последующие годы. Об этом даре и о его постоянной готовности щедро делиться им позже вспоминали с любовью и восхищением не только взрослые, но и все дети, с которыми он дружил. Вирджиния Вулф в эссе, написанном по случаю столетия со дня рождения Льюиса Кэрролла, назовет это свойство «кристаллом детства», который редко кому из взрослых дано сохранить.

Ожидание подходящего жилья в колледже затягивалось, но тут, на счастье, преподобный Джейкоб Лей, хорошо знавший Доджсона-старшего, предложил Чарлзу занять две свободные комнаты в его доме — и, к всеобщему удовлетворению, проблема была решена. 24 января 1851 года Чарлз поселился в Оксфорде — и оставался там в течение последующих сорока семи лет своей жизни. «Он принадлежал Дому (House — так сокращенно от Christ Church House называли колледж преподаватели и выпускники. — Н. Д.) и никогда не покидал его на сколько-нибудь длительное время, — вспоминает Коллингвуд. — Колледж стал чуть ли не частью его самого. А я не представлял колледж без него».

Начало занятий, увы, ознаменовалось для Чарлза тяжелой утратой. Через два дня после того, как он поселился у преподобного Джейкоба Лея, его вызвали в Крофт: внезапно скончалась его мать, которой было всего 47 лет. О причине ее смерти мало что известно: в свидетельстве о смерти значилось «воспаление мозга» — слишком общий диагноз, который нередко ставили в то время врачи. Он не поддается расшифровке современной медициной. Впрочем, известно, что миссис Доджсон ничем не была больна и в последние часы жизни у нее не было ни лихорадки, ни бреда, обычных симптомов воспаления мозга.

Чарлз поспешил в Крофт. Это был тяжелый удар для отца и детей, всем сердцем любивших «нежнейшую из матерей», всецело посвятившую себя семье и ни разу не сказавшую никому резкого слова. Чарлз, который был очень привязан к матери, тяжело переживал утрату. И хотя он по обыкновению был чрезвычайно сдержан в выражении своих чувств, потеря матери надолго омрачила его жизнь. Годы спустя в письме сестре он признается в том особом чувстве благоговения, которое испытывал к матери. Отзвуки этой потери звучат в написанном им спустя два года стихотворении «Уединение»:

Предстояло как-то по-новому устраивать жизнь в доме с большой семьей, оставшейся без матери и хозяйки. Эдвину, самому младшему из детей, было в ту пору всего пять лет; старшие сестры Фанни и Элизабет были слишком неопытны, чтобы взять на себя бремя семейных забот. Первые недели после смерти миссис Доджсон на помощь семье пришла ее кузина Менелла Бьют Смедли, известная в то время поэтесса. На все последующие годы Чарлз сохранил к ней дружеские чувства. Позже, когда он начал писать, Менелла не раз помогала ему в публикации первых сочинений.

Заботы о семье самоотверженно взяла на себя Люси Латвидж, младшая сестра миссис Доджсон, и мужественно несла их до своей тяжелой болезни, приведшей к кончине. «Тетушка Люси» и раньше нередко гостила у Доджсонов, принимала участие в прогулках и играх детей, даже изредка писала что-нибудь для издаваемых Чарлзом семейных журналов. Она искренне любила племянников и обладала к тому же большим опытом по части содержания дома: ей пришлось помогать в воспитании собственных младших братьев и сестер, ухаживать за отцом во время его долгой болезни и вести хозяйство. Добрейшая и благородная душа, она сделала всё, что было в ее силах, чтобы сохранить для детей тепло домашнего очага. И преподобный Доджсон, и дети питали к ней сердечную привязанность и благодарность.