— С какой стороны?

У меня внезапно мелькнула мысль, что если бы Федор Годунов сейчас уехал из столицы, как это в свое время сделал Иван Грозный, укрывшийся в Александровской слободе и оставивший Русь без законного правителя, то сместить его с престола оказалось бы очень непросто. Однако я слишком мало знал о фактической расстановке сил в ближайшем окружении государя, его свите, которая, как известно, и играет короля, чтобы советовать, как спасти престол.

— Можно посетить и московские храмы, — выкрутился я.

Мы стояли в просторных царских сенях под надзором двух стремянных стрельцов и почему-то не спешили разойтись. Не знаю, начал ли действовать ноготь святой великомученицы Варвары, или между нами приязнь начала возникать сама по себе, но не только я, но и Ксения не делала попытку пойти к себе.

— Мне нужно зайти к твоему брату, — сказал я, — он обещал показать свою библиотеку.

— Федора сейчас у себя нет, он после обеда отправился на ремесленный двор, а потом пойдет в Думу, — вполне светским голосом сказала средневековая царевна.

В это момент я поймал себя на мысли, что особые отношения между нами уже начались, и что начало всех романов на любом уровне и в любую эпоху похоже друг на друга.

Вдруг почему-то оказывается, что какой-то человек делается тебе необычно интересен, тотчас возникает потребность в общении с ним.

— Ладно, тогда зайду попозже, — сказал я, не двигаясь с места и не отрывая взгляд от ярких, фиалковых очей.

Царица подумала и предложила:

— Если хочешь, то можешь подождать Федора в моих покоях.

— А это удобно? — совсем глупо спросил я. — У тебя не будет неприятностей?

— Нет, там же мамки и няньки, мы будем не одни…

— Тогда хорошо, спасибо. Знаешь, можно будет им сказать, что я тебя лечу. Ты чем-нибудь больна?

— Пожалуй, — задумчиво ответила девушка.

— Вот и хорошо! — обрадовался я. — Тогда я тебя вылечу!

Весь этот наш разговор был таким бредовым, что человек в нормальном состоянии только покрутил бы пальцем перед виском.

— Тогда, пойдем, чего же здесь стоять, — первой опомнилась царевна, покосившись на застывших в дверях стрельцов.

Мы вошли в ее покои. Навстречу выбежала Матрена, звеня в свои дурацкие колокольчики. Узнав меня, разом перестала кривляться и поздоровалась.

— Как твои глаза? — спросил я.

— Лучше, чесаться перестали.

— Вот и хорошо. А вот царевна немного занедужила, придется ее лечить, — невольно оправдываясь, сообщил я.

Ксения состроила кислую мину и пожаловалась:

— Что-то в спину вступило.

— Это не беда, — засмеялась карлица, — главное то, что вступило, вовремя вытащить! Чтобы никто не заметил!

Шутка на мой вкус вышла слишком соленой, что, кажется, поняла и сама шутиха, залилась искусственным детским смехом и, звеня бубенцами, убежала. Мы с Ксенией намека не поняли и, не глядя друг на друга, прошли в ее покои. Теперь, в нормальном состоянии, я более внимательно осмотрел жилье принцессы. Все покои у нее, как и у матери, занимали всего две небольшие комнаты. Кроме них была еще каморка без окон, в которой я вчера отдыхал.

В первой светелке, освещенной тремя узкими стрельчатыми окнами, за шитьем сидели девушки в сарафанах, я с ним поздоровался, и мы прошли в следующую комнату, где в это время никого не было. Дверь в соседнее помещение осталось открытой, так что там при желании любопытные могли услышать, о чем мы разговариваем. Скромность жилищ царской семьи меня удивила. Показалось, что это уже явный перебор. Все-таки Московское царство было огромной по тем временам державой.

— Садись, — пригласила меня Ксения, указывая на широкую лавку возле окна.

— Спасибо, — так же коротко ответил я, не зная, что делать дальше.

Мы сели рядышком. При свете, который падал из окна, застекленного разноцветными стеклами, на ее лицо, царевна выглядела очень соблазнительно. У Ксении была нежная матовая кожа и мягкий, женственный абрис лица. Впервые после начала знакомства между нами не было никакого напряжения. Я откровенно ею любовался, и это, кажется, не осталось не замеченным. Ксения слегка порозовела и то ли от смущения, то ли от удовольствия подняла на меня глаза, спросила:

— Ты мне хочешь что-то рассказать?

То, что она так спросила, и, главное, то, как это сделала, было неожиданно и так не вязалось с отношениями, которые у нас начали складываться, что я сумел только глупо улыбнуться. Когда удивление неожиданности прошло, в свою очередь тихо проговорил:

— Что ты имеешь в виду?

Ксения на улыбку не ответила, смотрела прямо в глаза, потом произнесла, требовательно-проницательно:

— Я, как только мы познакомились, сразу поняла, что ты хочешь рассказать мне о чем-то плохом, но почему-то не решаешься. Я права?

Вопрос был задан прямо в лоб. Причем тон и манера, в которой говорила царевна, совсем не соответствовали обычному стилю разговора женщин этого времени. Пожалуй, так могла говорить деловая женщина и в наше время. Я не сразу ответил, ждал, что она еще скажет, и пытался понять, как правильнее в такой ситуации себя держать. Однако Ксения молчала, ждала ответа, и заговорить пришлось мне:

— Прежде, чем я отвечу, скажи, что ты думаешь обо мне?

Царевна усмехнулась одними губами, ее глаза по-прежнему оставались насторожено внимательными.

— Хорошо, — сказал она, — я расскажу, что я о тебе думаю. Ты совсем не тот человек, за которого себя выдаешь. Ты никогда не жил на Литовской украйне. Там у людей совсем другой говор. Такого разговора, как у тебя, я вообще никогда не слышала. И еще ты не иноземец, но вот кто ты на самом деле, я не знаю.

— Твоя правда, — сказал я. — Что еще?

— Я тебе нравлюсь, — прямо сказала она, — и ты хочешь со мной… — она на секунду замялась, — делать то, что мужья делают с женами. Это правда?

— Правда, ты мне действительно очень нравишься. И если бы ты не была царевной…

— Пусть тебя это не тревожит, цари могут делать то, что не могут делать простые люди. Теперь твоя очередь, говори ты.

— Хорошо, я тебе скажу, кто я, и что знаю, но поверить тебе в это будет очень трудно.

Ксения слушала напряженно. От волнения она побледнела и так сжала руки, что костяшки пальцев побелели.

— Попробуй, — тихо, чтобы не услышали в соседней комнате, сказала она. — Я постараюсь поверить.

— Ты права, я не тот, за кого себя выдаю. Я человек не вашего времени. Я родился, вернее, мне еще только предстоит появиться на свет через несколько столетий. Между твоим и моим рождением примерно столько же времени, как между тобой и Ярославом Мудрым.

— Мне что-то такое и привиделось сегодня ночью, — прошептала она. — Вещий сон. И зачем ты пришел к нам?