Для перелета из Москвы в Тикси «контора» выделила лайнер среднего класса. И дело не в количестве наших огромных сумок со снаряжением, баллонов с гелиево-кислородной смесью и коробок с оружием – мы давно научились размещать и перевозить все это в самых неприспособленных для транспортировки средствах. Просто в этот раз к рейсу из столицы помимо нас подоспело полтора десятка неурочных попутчиков. Пяток военных, но в основном «пиджаки» и парочка «юбок».

– Это знак, Женя, – хихикает Белецкий, приметив мой изумленный и одновременно оценивающий взгляд. – Она второй раз появляется на твоем горизонте!

– Роковое совпадение! Если бы она работала стюардессой или летчицей – никто бы частоты случайных встреч не заметил, – «подкидывает дровишек» Устюжанин.

Мне и самому немного странно. Впервые мы повстречались с этой милой стройной барышней несколько дней назад. Встреча была мимолетной и произошла здесь же – буквально на соседней самолетной стоянке. И вот снова пересеклись у трапа…

Сумки погружены в синие багажные контейнеры; из-за лохмато-хвостатого коллеги мы поднимаемся по трапу последними, пропуская вперед остальных пассажиров. В самолетах Босс предпочитает располагаться в центральном проходе, ибо между рядами кресел ему тесновато. Занимаем места в салоне по правому борту лайнера.

Симпатичная темноволосая особа оказывается рядом – через проход. Высунувший язык Босс оказывается как раз между нами. Вокруг барышни, как и в первую нашу встречу, увивается молодой тощий парнишка – ботаник без очков. Сейчас он устроился возле окна, с детским любопытством таращится в иллюминатор, улыбается и о чем-то приглушенно говорит спутнице. Лицо той непроницаемо, на коленях журнал, глаза прикрыты…

* * *

Полет продолжается около часа.

Симонов наконец-то угомонился и заснул, отвернувшись к иллюминатору. Сегодня он опять был в ударе и всячески намекал о своих чувствах. Дурачок…

Перед тем как заснуть, он пролепетал:

– Вы узнаете их, Анна Аркадьевна?

– Ты о ком?

– О крепких дядьках, сидящих через проход. В прошлый раз вы приняли их за телохранителей.

– Узнаю-узнаю. Спи.

«Ах, вот оно в чем дело! – вскидывает тонкую бровь женщина. – Теперь действительно узнаю. Особенно эту огромную собачку и высокого здоровяка-брюнета…»

Анна изо всех сил пытается отключиться, а покой со сном не приходят. Что-то мешает. Наверное, ужасная усталость, одолевавшая весь последний год.

Господи, как же она измоталась! И сколько потратила нервов!

Бесконечная череда совещаний, стендовых испытаний, командировок, технических советов… И никакой личной жизни. Никаких просветов. А ведь пару лет назад все обстояло иначе: она носила короткую мальчишескую стрижку, встречалась с любимым человеком, выезжала на выходные из Воткинска в республиканский центр или в соседнюю Пермь. А отпуска неизменно проводила на берегу теплого моря.

«Ответственности тогда было меньше, а свободы больше, – не открывая глаз, вздыхает Воронец. – Поторопилась я с защитой докторской. Поторопилась… Вот и осталась у разбитого корыта. Все есть: и должность, и деньги, и положение. А в душе холодная пустота. И на сердце кошки скребут – выть порой хочется…»

Внезапно губы растягиваются в улыбке: вспоминается один из теплых дней двухлетней давности. Она только что защитила докторскую диссертацию, и в это чудо ей пока не верится. Висящий над рабочим столом Эйнштейн поначалу подзадоривал: «Ты справишься, девочка! Я ведь тоже сумасшедший!» А перед защитой его высунутый язык почему-то стал намекать: «Черта с два у тебя получится…» И все же она справилась, а теперь должна лететь в Москву на Тверскую в ВАК – для получения заветного докторского диплома. Тут удачно подворачивается отпуск и подбирается отличная компания друзей, возжелавших провести время в Питере. Сказано – сделано, и вместо самолета Анна отправляется в путешествие на машине. Маршрут лежит через столицу, где друзья специально ради Анны заворачивают на Тверскую. Оказавшись внутри здания, она видит немалое столпотворение из новоявленных ученых мужей, решающих невероятно сложную задачу: стоять в одной очереди или разделиться на две – кандидатскую и докторскую. Все орут, спорят, выясняют: кто за каким дипломом приехал… Глядя на склоку и базар, Воронец затевает экспромт: решает посмеяться над потерявшей стыд научной «интеллигенцией». Ей на тот момент двадцать восемь, а выглядит еще моложе. Плюс каким-то непостижимым образом скомпоновавшийся прикид урожденной блондинки со стремящейся к нулю солидностью: розовая кофточка, юбчонка длиной «покуда мама разрешает», туфельки от Manolo Blahnik, ну и короткие волосы соответствующего цвета. Пожилых мужиков жутко возмущает присутствие в «докторской» очереди юной девицы. Их можно понять: два мира, никогда и нигде не пересекающиеся в реале, вдруг повстречались и стоят плечом к плечу. И не где-нибудь, а в цитадели науки! «А чо такого? Я ж не лезу без очереди! – невинно вопрошает «блондинка» в ответ на расспросы и попытки устранить недоразумение. – Мне подружки посоветовали сразу за докторской вставать. Она, типа, дороже, зато круче…» После таких заявлений в коридоре ВАК повисает напряженная тишина: покупные диссертации и липовые степени стали в стране повседневной нормой, но подобной наглости еще никто не видел!.. Покинув заветный кабинет, Анна опять ловит на себе косые взгляды ожидающих своей очереди ученых – видимо, в ее отсутствие ситуацию обмусолили многократно. Помахивая докторским дипломом, она дефилирует к выходу. Остановившись на пороге, оборачивается и подмигивает мужикам: «А чё – ништяк корки! И совсем недорого…»

Это произошло всего два года назад. Всего два года, а как много с тех пор изменилось!

Разумеется, работа на секретном Воткинском заводе всегда отличалась жесткой интенсивностью графика – Воронец и не припомнит, когда целиком отгуливала положенный по законодательству отпуск. Наверное, в первые два-три года после института… И все же до написания докторской нагрузка была значительно меньше. А после защиты положение вещей кардинально изменилось: Анна перепрыгнула сразу две ступеньки в карьерной лестнице и заполучила на свои хрупкие плечи огромную тяжесть ответственности за сборку третьей ступени «Молота», включая несколько сверхсекретных агрегатов. Карьера резко пошла в гору, а все остальное покатилось вниз. Одним словом, когда исполнились все ее мечты, она вдруг осознала, насколько счастлива была раньше…

Не то чтобы она до сих пор горевала о потере любимого человека, ушедшего главным образом из-за ее постоянной занятости – эти слезы она уже выплакала. Навевал тоску сам факт: она вдруг стала ненужной, ей нашли достойную замену. И самым отвратительным было отсутствие на горизонте позитивных перемен, ибо работы становилось все больше и больше. А это означало одно: при умной голове и незаурядной внешности она обречена пройти жизненный путь, размахивая позорным флагом старой девы.

От нахлынувших мыслей ей захотелось разреветься. Левая рука потянулась было за платком, как вдруг что-то теплое и мокрое коснулось лежащей на подлокотнике правой ладони.