свои руки и ощупала лицо.

– Не волнуйся, все в порядке, ты отлично выглядишь, – Петр улыбнулся. – Совсем не похожа на саламандру. Эта водичка работает только в Зеленом мире, так что все самое страшное позади. Я надеюсь, – вздохнув, добавил юноша.

– Выходит, ты меня спас! Не знаю, как тебя благодарить, – Лиза смутилась. Ей стало неловко от мысли, что Петр, скорее всего, нес ее на руках. – Страшно подумать, что было бы, если бы не ты! Не представляю, как только тебе удалось дотащить меня сюда, по всем этим мостам…

– Ерунда, не думай об этом, – Петр помог девочке подняться.

– Хм, как тебе нравится этот совет: «Не соглашайся быть счастливой»? Неужели нельзя было просто написать: «В Зеленом мире ничего не ешь и не пей!»

– Да, странно. Может быть, эти предостережения просто устарели? Когда их сочиняли, все в этих мирах было устроено иначе? Ладно, главное, что вы с братом избежали этого «осчастливливания».

– Постой, а откуда ты знаешь, что Антошка удрал от амфибий?

– Прямо у Голубых ворот я услышал обрывок их разговора: «Упустили, всех троих упустили…», и еще что-то про мальчишку, который «слишком быстро бегает».

– Это он, Антошка! – обрадовалась Лиза. – Знаешь, он самый быстроногий в детском саду! – с гордостью добавила она.

– Думаю, здесь это еще не раз ему пригодится.

– Значит, ты все-таки решил покинуть Оранжевый мир? – спросила девочка. Она еще чувствовала легкое головокружение, но в целом уже была в порядке.

– Знаешь, когда ты ушла, я вдруг почувствовал, что не могу там больше оставаться. Так вдруг стало тоскливо, так захотелось поговорить с кем-нибудь из России! Расскажешь, как там сейчас?

– Конечно! Ты не представляешь, как я рада. Одной здесь так страшно. А вместе мы обязательно найдем Антошку и вернемся на Землю!

– Найти Антона помогу, а вот обратно на Землю мне нельзя, – Петр опустил глаза.

– Как нельзя? Почему? Разве ты не хочешь вернуться? Ведь там, наверное, тебя ждут! Родители, друзья…

– Пойдем, нужно торопиться. По дороге попробую рассказать свою историю… Знаешь, я ведь никогда и никому ее не рассказывал, – Петр грустно усмехнулся. – Кстати, дорога через Голубой мир может оказаться очень длинной, так что времени будет достаточно.

– А что, Голубой мир больше, чем остальные?

– Не думаю, но прямой дороги к следующим воротам, как в предыдущих мирах, здесь нет. Нам придется идти сквозь огромный город… Или крепость. Смотри, – Петр показал вдаль.

Только сейчас Лиза обратила внимание на окрестности. Все пространство вокруг занимала равнина, покрытая низким кустарником с колючими шипами. Лишь далеко впереди можно было разглядеть высокую каменную стену с темными арками и сторожевыми башнями. К стене вела узкая и извилистая тропинка, огибавшая, как оказалось, глубокие разломы в почве.

Еще раз посмотрев по сторонам в надежде увидеть Антона, мальчик и девочка зашагали по направлению к крепостной стене.

Глава 8. Рассказ Петра

Жутких выдумок полно

В книжках, сказках и в кино.

Но правдивая беда

Пострашнее иногда…

– Какой сейчас год там, на Земле? – спросил Петр.

– Две тысячи двадцать первый.

– Выходит, я старше тебя больше чем на сто лет!

– Ну что ж, ты хорошо сохранился, – пошутила Лиза.

Петр улыбнулся.

– Когда я в последний раз видел обычное голубое небо, шел 1919 год, правда, если быть точным, то небо в тот день было серым от дыма.

Лиза, конечно, знала, что начало прошлого века было трудным и страшным временем для России: революция, гражданская война, голод… Но одно дело – читать о чем-то в книжках, и совсем другое – переживать самому.

– С тобой что-то случилось в тот день? – осторожно спросила она.

– Очень многое.

Похоже, Петру было тяжело вспоминать. Он помолчал и затем продолжил:

– Помню, мать послала меня в сад за ее шалью. Начиналась гроза. Первые выстрелы я принял за раскаты грома. Вслед за ними я услышал крик нашей горничной, затем выстрелы и снова крики. Сначала крик отца: «Маша, бегите с Петей к реке, в Кирюшину усадьбу!», затем выстрел и отчаянный крик матери. Выбежав из гостиной в сад, она схватила меня за руку и поволокла к задней калитке. Я упирался и все спрашивал, где отец, но мать закрывала мне рот рукой и продолжала тащить. Начался ливень, сильный, лило как из ведра. Сквозь шум воды я слышал голоса, грубую брань и обрывки фраз: «…к реке небось побежали, больше некуда», «…ничего, товарищ Комов, чай, далеко не убегут». Не знаю, кем был этот Комов, но фамилия эта с тех пор как заноза в голове…

– А потом?

– Потом… Кажется, в доме начался пожар. Мы добежали до реки. Усадьба моего дяди Кирилла тоже горела. Пламя гасил дождь, и все небо заволокло дымом. Мы понимали, что бежать некуда, мы просто убегали от погони. Мать все время оскальзывалась на мокрой дороге, длинное платье прилипало к ногам и мешало бежать. Волосы ее растрепались, лицо и руки были перепачканы… Никогда раньше я не видел ее такой. В тот момент это почему-то ужасало меня больше всего, хотя я уже догадывался, что отец убит.

Дождь так же внезапно кончился, небо прояснилось. Мы укрылись в роще у реки, где смогли наконец остановиться и перевести дыхание. Мать совсем выбилась из сил. Кроме того, она, как оказалось, подвернула ногу и вряд ли смогла бы бежать дальше. Было тихо, и на некоторое время нам показалось, что погоня прекратилась. Я оставил мать в роще и вышел на дорогу оглядеться. Первое, что я увидел, была радуга. Огромная и яркая, она, казалось, раскинулась прямо над головой. Впрочем, мне было не до радуги. Я посмотрел по сторонам. На дороге никого не было, и я хотел было вернуться к матери, как вдруг увидел в кустах блеснувшее на солнце дуло нагана, направленное прямо на меня. Я понял, что в рощу бежать никак нельзя, нужно увести погоню как можно дальше от матери. Я бросился вперед по дороге в сторону реки, прямо навстречу радуге…

Петр старался говорить спокойно, пряча боль за короткими отрывистыми фразами:

– Последнее, что я помню перед тем, как оказаться здесь, это звук выстрела и свист приближающейся пули. В следующее мгновение я решил, что убит и что окружающее – так называемый «тот свет», куда попадаешь после смерти.

Лиза слушала молча. Разве могла она предположить, что Петру пришлось пережить такую страшную трагедию? Ее собственные проблемы вдруг показались