Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты про ревность, то это унылая фигня, – уверенно заявил Борис. – Не верю я, что твой подзащитный такой Отелло, что кинулся с кинжалом на безобидного в принципе мужика.
– Особенно если учесть, что декан не тащил Юлю к себе в спальню, она сама к нему заявилась с пикантным предложением, – согласилась я с приятелем. – Значит, мотив ревности ставим под сомнение и ищем другой. Знаешь, Боренька, что объединяет Володю Мызина и Лизу Исаеву?
– Они френды Юлии Щегловой, – на секунду задумавшись, выпалил Джуниор.
– Не только это, – я сделала лихой разворот, подняв в воздух облако льдистой крошки, и отрицательно махнула головой. – Володю растила тётка, Лиза воспитывалась в детском доме. Значит, эти двое выросли без матерей. А вот у Юли с папой и мамой всё в порядке, имеются состоятельные родители.
– Это годная инфа? – скептически осведомился Борис. – Ты наводила справки?
– Да ну, какие справки! – отмахнулась я. – Учись читать между строк! Думаешь, не видно, что Юля воспитывалась в обеспеченной семье? И потом, Володя говорил, что не хочет одалживаться у ее отца, чтобы оплатить мои услуги. Кроме того, родители подарили Юле машину.
– Значит, следуя твоей логике, либо Лиза, либо Володя реально могут быть тем самым ребёнком, которого в колонии родила Эмма Глаголева, – стараясь сохранять ровное дыхание, проговорил Борис.
– На мой взгляд, могут. Тогда у Исаевой или Мызина имеется мотив – отомстить аспиранту-насильнику за поломанную жизнь матери, – согласилась я с другом.
– Значит, имеет смысл съездить к тётке Мызина и в детский дом Исаевой и постараться выяснить, не Эмма ли Глаголева родила кого-то из этих детей, – подвёл черту под нашими логическими построениями Борис. – А про Миносяна что известно?
– Про Гарика Миносяна я знаю, что его родители приходили в деканат и предлагали взятку, – сообщила я.
– Взятка! – вдруг воскликнул Борис, с хрустом разрезая лёд и разворачивая меня так резко, что я чуть не упала.
– Борька, ты что? С ума сошёл? – с трудом сохранив равновесие, возмутилась я, но друг меня не слушал.
– А ну-ка, припомни, в материалах дела упоминаются деньги, которые принёс Миносян? – возбуждённо продолжал он. – Помнишь, ты говорила, что Гарик швырнул купюры в лицо декана и выбежал из квартиры, а профессор их даже не собрал, а пошёл в кухню и продолжил заваривать чай?
Как же я упустила из виду деньги? Ведь это тоже возможный мотив!
– В деле про эти деньги нет ни слова, – выпалила я. – И соседка Черненко, которая живёт в квартире над деканом, вспоминала, что уже после ухода Мызина слышала хлопок профессорской двери и видела парня, который на этаже убитого профессора матерился и ждал лифт. Думаю, это был Гарик, вернувшийся за деньгами.
– А ведь я получил ответ на запрос в МТС, – помолчав, проговорил Борис. – И знаешь, Агата, что нам ответили простые российские операторы сотовой связи?
– Борька, злодей, не томи, – принялась я теребить друга.
– Это нереальная фигня, но профессор Черненко действительно звонил Гарику Миносяну накануне убийства. Не знаю, о чём они разговаривали, но беседа была не слишком-то продолжительной – всего две минуты.
– Как странно, – протянула я, не ожидая такого поворота. Ведь я была на сто процентов уверена, что Миносян мне врёт про звонок декана. – Слушай, Борь, а вдруг профессор действительно взяточник, что тогда?
– Тогда получается, что горбатого могила исправит, – пожал плечами приятель, стараясь сохранить равновесие. – Будучи аспирантом, насиловал лаборанток, стал профессором – переквалифицировался во взяточника. Но это вопрос десятый. Меня сейчас больше интересует, кто тиснул деньги из его квартиры.
– Если рассуждать логически, это могли сделать два человека, – я принялась на ходу загибать пальцы. – Во-первых, сам взяткодатель Миносян. Сначала кинул деньги в профессора, затем одумался и вернулся, чтобы их забрать. Возможно, Черненко был уже мёртв. А может, его только убивали, и Гарик видел, кто это делает. Вариант второй – деньги нашла сестра покойного, обнаружившая тело профессора. Ольга Михайловна собрала купюры и припрятала в надёжном месте, даже не упомянув при следователе Седых об их существовании. Вот, пожалуй, и всё.
– Существует ещё третий и четвёртый варианты, о которых ты реально не помышляешь, – разобравшись с равновесием и степенно катясь по льду, заметил Борис. – Деньги мог прикарманить Мызин после того, как замочил профессора. Не из ревности, конечно, это смешно. А, к примеру, потому, что узнал, что декан и есть подонок, изнасиловавший его мать. Или Лиза Исаева, заглянувшая к декану после Вовы и убившая декана, как виновника своего сирого и убогого детдомовского детства.
– Вот про Мызина ты и выяснишь, – ухватилась я за рассуждения приятеля. – А я поеду к Миносянам и в детский дом Лизы Исаевой.
– А у Миносянов ты что забыла? – удивился Борис. – Всерьёз полагаешь, Гарик на раз расколется, что возвращался в квартиру профессора за деньгами?
– Борька, следи за речью! – не выдержала я. – Что это за подростковый сленг? Ты же солидный адвокат из преуспевающей конторы!
– Исправлюсь, моя госпожа! – пообещал Джуниор. – Итак, что там у нас с Миносяном?
– Есть у меня одна мыслишка, – задумчиво протянула я. – Родители Миносяна не знали, кому вручить взятку вместо декана Черненко, хотя Гарик и говорил, что больше у него денег нет. Значит, откуда-то еще появились деньги. Вот я и хочу взглянуть на эти банкноты. Отчего-то мне кажется, что при внимательном рассмотрении на них можно будет узреть следы крови убиенного Петра Михайловича.
– Гениально! – выдохнул Борис. – Холмс, признайтесь, как вы это делаете?
– В отличие от вас думаю головой, дорогой Ватсон!
Схватив меня за руки, Борис закружился по катку, приговаривая: «Ах, вот, значит, как? Это мне в благодарность за доброту и отзывчивость?» Опасаясь, что друг собирается раскрутить меня, словно Илья Муромец пращу, и метнуть в белый свет, как в копеечку, я закричала благим матом:
– Пошёл ты к чёрту, Борька!
При этом я брыкалась и лягалась, пытаясь вырваться из цепких объятий приятеля.
– За доброту и отзывчивость обещаю присутствовать на бракоразводном процессе, к которому ты не можешь подготовиться вот уже полгода! – чтобы отделаться от Джуниора, пообещала я.
– А что я могу поделать, если Хомяковы никак не придут к взаимоприемлемому решению по разделу алюминиевых вилок и общепитовских тарелок? – страдальческим голосом воскликнул Устинович-младший и, не удержавшись на ногах, шлёпнулся на крепкий зад.
– Ты можешь оставить на время Хомяковых с их посудой в покое и отправиться домой к Володе Мызину, чтобы поговорить с его тёткой, – помогая приятелю подняться, подлизывалась я. – А то Лидия Сергеевна меня за адвоката не признаёт. А ты у нас мужчина солидный, и фамилия у тебя Устинович – сразу видно, что продолжатель династии великого отца.