– Фелассан, – с облегчением проговорила она.

– Анет ара, да’лен, – отозвался он на безупречном эльфийском и широко улыбнулся. – Что, во имя милостивой Силейз, с тобой стряслось?

Бриала и Фелассан вышли из харчевни. Оба молчали. Она давно уже научилась доверять этому молчанию. Эта безмятежность и это терпение были частью натуры долийцев, живущих за пределами мира шемленов, как они называли людей. Или, по крайней мере, так утверждал Фелассан.

В плаще и маске Селины, с деньгами, вырученными за продажу заколки, Бриала добралась до самого Халамширала. С давних времен этот город был пристанищем эльфов, а Долы, простиравшиеся вокруг города, в незапамятные времена дали название долийцам.

Если бы не Фелассан, Бриала пала бы жертвой разбойников, которые застигли ее одну на проезжем тракте. Все они до единого погибли от руки эльфа. Впервые в жизни Бриала стала свидетельницей того, как ее сородич поднял руку на людей.

В тот миг она увидела мир, где не нужно было ходить, опустив голову или притворно улыбаться, когда возчик лапает тебя, проходящую мимо. Она увидела жизнь, в которой не нужно было напоминать себе, что «кролик» все же лучше, чем «остроухая». Мир, где аристократы не подсылали наемных убийц к ее родителям.

А потом, за ужином, состоящим из оленины и ржаного хлеба, Фелассан выслушал историю Бриалы и сказал: если она хочет, чтобы мир стал таким, она должна вернуться к Селине.

Тогда Бриала так и не добралась до лагеря долийцев.

Фелассан остановился в парке, который был разбит посреди торгового квартала. Не удостоив взглядом скамейку, он прошел по траве и прислонился к дереву.

– Не настоящий лес, – заметил он, – но все же лучше, чем сидеть в той убогой конуре. Как ты выдерживаешь целые дни в четырех стенах?

– Привыкла. Послушай, по траве нельзя ходить. – Бриала обеспокоенно огляделась. – Если кто-нибудь тебя увидит…

– Какой позор! – Фелассан ухмыльнулся, и татуировки на его лице собрались, изогнувшись, вокруг лиловых глаз. – Как идет игра между твоей императрицей и ее… кузеном? Братом?

– Кузеном. Вернее, он близкий родственник, но…

– Мелочи, да’лен, – отмахнулся Фелассан. – Ты же знаешь, как я отношусь к мелочам.

– Знаю. – Бриала сделала глубокий вдох.

Манерами Фелассан больше напоминал придворного щеголя, нежели адепта древних знаний, которого она ожидала встретить когда-то… но за эти годы он вложил в ее обучение ничуть не меньше, чем Селина.

– Я убедила императрицу поддержать эльфийских торговцев, а она убедила университет начать принимать эльфов на учебу. Однако Селина также пытается заставить Церковь вмешаться в распрю между магами и храмовниками, и это делает ее уязвимой.

– Крайне глупо с ее стороны, – заметил Фелассан, ковыряя кору дерева. – С какой стати ей делиться властью со священнослужителями? Даже шемлен должен понимать, что так делать не следует.

– Она надеется уладить все без лишнего шума, силами самой Церкви, – пояснила Бриала. – И храмовники, и Круг магов подчиняются также и Церкви.

– И это тоже крайне глупо.

Фелассан отодрал кусочек коры и сунул его в рот.

– Что ты делаешь?

– Долийцам известны многие лекарственные средства, давно позабытые людьми, – жуя, пояснил Фелассан. – Жевание коры некоторых деревьев облегчает головную боль… Правда, не этой, – добавил он, помолчав. – Увы, это самая заурядная кора.

Бриала лишь покачала головой. Когда Фелассан впадал в такое настроение, спорить с ним было бесполезно.

– И как бы ты разрешил спор между магами и храмовниками?

– Дождался бы, пока им надоест убивать друг друга.

Фелассан извлек изо рта жеваный лоскут коры, сощурился и прилепил его на прежнее место.

– Не слишком ли долго придется ждать, почтенный учитель?

– Рано или поздно это произойдет, да’лен. – Фелассан открыл глаза. – На языке нашего народа мое имя означает «медленная стрела». Происходит оно от легенды, в которой одна деревня попросила Фен’Харела убить огромного зверя. Фен’Харел пришел к зверю на рассвете, увидел его силу и понял, что, если ввяжется в бой, зверь убьет его. А потому Фен’Харел пустил стрелу в небо. Жители деревни спросили Фен’Харела, как же он спасет их, и он ответил: «Разве я говорил, что спасу вас?» Затем он ушел. Ночью зверь явился в деревню и растерзал воинов, женщин и старейшин. Затем он приступил к детям, и, когда разинул свою громадную пасть, стрела, пущенная Фен’Харелом в небо, вонзилась прямо в глотку зверя и сразила его. Дети оплакивали родителей и старейшин деревни, но все же принесли Фен’Харелу благодарственную жертву, ибо он сделал то, о чем просили жители деревни. Он убил зверя хитростью и медленной стрелой, которую зверь даже не успел увидеть.

Бриала надолго задумалась над услышанным. Учитель не одобрил бы слишком поспешных выводов.

– Фен’Харел обманщик. Он никогда не принимает до конца ничью сторону.

– Да, – сказал Фелассан, – если верить старинным преданиям, Фен’Харел был тот еще хитроумный ублюдок.

– А ты, стало быть, и есть медленная стрела?

– Надеюсь, что так. – Эльф улыбнулся и пожал плечами. – Быть может, твоя императрица не в силах остановить эту войну. Быть может, маги и храмовники уничтожат друг друга, и, когда разразится эта глупая и неизбежная война, шемлены ослабеют настолько, что эльфы сумеют вернуть себе Долы. Когда-нибудь мы узнаем это наверняка. Сегодня ты помогаешь эльфам, живущим под властью этой империи. И пускай этого будет достаточно.

– Я беспокоюсь о защитнике Селины. – Бриала поднялась на ноги. – Он исчез, и я не могу отыскать его.

Она огляделась по сторонам и, понизив голос, добавила:

– Можешь мне помочь?

– Что ж, у меня в запасе есть пара фокусов. – Фелассан рассмеялся. – Ты прихватила с собой какую-нибудь его вещицу? То, что он носил или держал в руках?

Улыбаясь, Бриала протянула ему длинное желтое перо.

Мишель очнулся от жгучей боли. Пытаясь сдержать слезы, закашлялся, попробовал сесть – и охнул, когда голову словно расколола изнутри слепящая вспышка.

Тогда он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Это был один из первых уроков, которые преподали ему шевалье. Чтобы совладать с внешним миром, нужно вначале овладеть собой. Мишель чувствовал, как легкие наполняются воздухом, как сердце гонит кровь в мышцы, которые хоть и ныли, но были все так же готовы подчиняться его приказам.

Руки и ноги Мишеля были связаны. Связаны веревкой, а не закованы в цепи. Царапина на боку – Мишель даже мысленно не желал называть такой пустяк раной – болезненно саднила, но была настолько неглубокой, что причиняла лишь мелкое неудобство. Он принялся разминать мышцы, дабы восстановить кровообращение в руках и ногах, а заодно проверить, насколько крепко он связан. Еще два глубоких вдоха и выдоха – и легкие полностью очистились от удушающей дряни, которую бросила ему в лицо бард Гаспара.