Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обменяв сделанные каким-то горе-мастером пластиковые номерки на родное снаряжение, Драгунов отправился к своим. Башмаку же охранник с красным лицом, даже не скрывая хитрой ухмылки, предлагал забрать иссеченный осколками гранатомет.
– Спасибо, конечно, кент, но лучче себе оставь, – буркнул тот. – Будешь крутой баклан, на.
Лицо «солдата удачи» расколола пополам ухмылка, продемонстрировавшая отсутствие пары-тройки зубов. Решив, что его словесный выпад поразил краснолицего в самое сердце, Башмак побрел вслед за своим командиром.
– Куда Леший делся? – спросил Драгунов, завидев отсутствие одного из своих бойцов.
– Решил у знакомого разузнать, на кой хер здесь эти вон. Они тут почти с каждым охраной трещат. И глаза вылупили на всех. Вылупатели хреновы, – бросил Вратарь, разматывая бинт с парой-тройкой кровавых пятен. Никакого пореза под повязкой уже не было – «хвост» хорошо сделал свое дело, благо рана была небольшая. На пулевые порой уходило около 15–30 минут, которые артефакту требовались при постоянном контакте с кожей. Напрямую к больному месту прикладывать было необязательно, но следовать даже таким требованиям порой бывало непросто.
Леший вернулся примерно через четверть часа, успев где-то снова вымазаться в грязи и обвешаться ветками. Знакомый охранник сказал ему, что «рубежники» пришли за дезертиром. Кто-то сдал парня, скрывавшегося от былых соратников в деревеньке. Теперь ребята в черном скотче наверняка заплатят Кроту, а затем найдут беглеца, выведут за пределы территории торговца и пустят пулю в затылок. Вполне себе обычная практика как для «Рубежа», так и для их извечного противника – «Вольного народа».
– Куда дальше? – спросил Леший, закончив пересказ слов знакомого. Судьба дезертира его нисколько не волновала, как не волновала она и остальных членов отряда. Вот она, ценность человеческой жизни в Зоне…
– «150 рад», – недолго думая, выдал Драгунов.
– При-и-инято, – протянул любитель маскировки, сбросил рюкзак и принялся искать карты отдельных уголков Зоны.
– Слышь, Башмак! – позвал товарища Вратарь.
– Чё?
– Как думаешь, пошмаляем по пути?
– Да хрен его… – выходец из мародеров задумчиво почесал затылок. – Чё Зона накубатурит[4] – то и будет, на.
– Сотку, что на Помойке шмальнем максимум три раза.
– Идёт, на! В этот раз, сука, отыграюсь! – выпалил Башмак. Глаза его блеснули – наверняка уже представлял, как Вратарь с потупившимся взглядом возвращает купюру достоинством в сто гривен. Ведь три выстрела – ничтожно мало!
Леший и Бес с составлением маршрута управились резво – и десяти минут не прошло. Наемники через так называемый северный блокпост выйдут к месту с говорящим названием «Помойка», а оттуда попадут прямиком к давно брошенному заводу, который все звали просто Заводище. Там-то и располагался известный на всю Зону бар «150 рад». Название заведения часто становилось предметом споров среди подпивших бродяг. Оказалось, означало суммарную дозу поглощенного излучения, при которой уже можно обзавестись легкой лучевой болезнью. А можно и не обзавестись. Как повезет. Когда с наименованием бара определились, стали скитальцы кумекать: а правда ли Заводище – главная база «Рубежа» или нет? Удостовериться до сих пор не выходило – «черные» к себе не пускали, все грозились запрет свинцом подкрепить. Короче, поток желавших проверить давно иссяк.
Бесцеремонно бросив мусорный пакет недалеко от ложбины, наемники отправились к «северному блокпосту». Несмотря на свое название, это место не имело ничего общего с укрепленными объектами на охранном периметре Зоны. КПП довольно малых размеров представлял собой вышку с металлическими стенами, бетонное здание с двумя входами-выходами (удивительно, но целое и невредимое), вальяжно расположившийся рядом давно заглохший бронетранспортер да бетонный забор в два человеческих роста, которым все это дело было огорожено. Входом на КПП со стороны Заставы служил опущенный шлагбаум, а выходом – металлические ворота с большой красной, местами облупившейся звездой на обеих половинках. Словом, сгодится разве что документы проверять. Правда, бытовало среди сталкеров поверье, мол, несколько лет назад с этого места начиналась Зона. Говорили, аномальная территория была куда меньше, чем сейчас, – не все 30 километров от атомной станции. Была – да сплыла, ведь с каждым новым Выхлопом все больше и больше гектаров земли подвергались необратимому заражению. Появлялись артефакты, обживались мутанты, и жизнь крайне опасной становилась. Правда, из команды Драгунова верил во все это только Рымарь. Он вообще принимал за чистую монету любой сверхъестественный рассказ о Зоне. Но винить его нечего – судьба у парня такова. Служил когда-то в ГБРЗА и во время одного рейда пропал без вести. Искать его не стали. Замену, думается, тоже быстро нашли. Но Рымарь выжил. Пусть и схлопотал амнезию, но выжил. Помнил только свою фамилию да приобретенные в Зоне навыки. И он бы непременно нашел смерть от когтей или пуль, если бы не отряд Драгунова. Олег взял Рымаря под свое крыло, разглядев на его плече поистершийся, но все еще узнаваемый шеврон группы быстрого реагирования в Зоне аномальной активности. Как ни крути, а гэбээровцы проходили какое-то обучение, пусть серьезные специалисты ими и не занимались. Такой товарищ точно не помешал бы. В общем, спасли Бес да компания Рымаря от верной смерти – и с тех пор ни разу не пожалели. Парень был молчалив, приказам послушен и спину прикрывал не раз. Вот только как услышал краем уха истории про живую Зону – так и уверовал. Мол, сохранила ему жизнь аномальная территория. Остальные эту тему обходили стороной – скользкий вопрос, ничего не скажешь. И правда, живая та Зона или нет?
За «северным блокпостом» вновь встретила наемников асфальтированная дорога, уводившая к следующему знаменитому участку Зоны – Помойке. По обе стороны высились холмы, укрытые серовато-зеленым одеялом. Стоит на один из них забраться – и покажутся вдалеке высокие черные кучи мусора. Говорят, на Помойку после первой аварии на ЧАЭС свозили радиоактивные отходы. А после второго взрыва на станции туда слетелся чуть ли не весь мусор Зоны отчуждения. По крайней мере, так пьяные бродяги говорили. Занимательно, но очагов радиации на Помойке немного, если кучи стороной обходить. А вот мародеров издавна хватало – любили подстерегать неосторожный народ неподалеку от брошенной техники. На наемников они вряд ли сунутся – пятеро, да еще и с гранатометом, – но лучше держать ухо востро. Недостатка в идиотах с мозгами набекрень Зона никогда не испытывала.
Стоило «солдатам удачи» обогнуть заглохший на веки вечные «КамАЗ» и обгоревший БТР с внушительной пробоиной в корпусе – и по левую руку от них оказалось Кладбище – еще одна местная достопримечательность. Там нашло покой бесчисленное множество машин, начиная от «легковушек» и заканчивая «Уралами» да бэтээрами. Имелись и Ми-24, что некогда покоряли воздушные просторы Зоны отчуждения. В свое время под эту «братскую могилу» техники наверняка спилили множество деревьев. И до сих пор ничего там не росло. Даже трава не проклюнулась. Очередной необъяснимый, аномальный феномен. А ежели приглядеться повнимательнее, то среди скопища машин встретится пара криво слепленных, перекошенных деревянных крестов. А на тех крестах – корявые, в спешке выцарапанными ножами слова. То были клички. Клички первых сталкеров, ходивших по Зоне в те времена, когда все еще было таким новым, таким неизведанным. Когда опытных бродяг можно было по пальцам пересчитать, а военные за попытку проникновения мигом передавали в МВД. Многие из тех ребят со временем стали настоящими легендами. Бывалые травили про них байки, приписывая первым бродягам чуть ли не сверхчеловеческие способности, а новички мечтали стать такими же. Но это было давно. Настолько давно, что во всей Зоне, кроме торговцев, уже никто и не помнит. В далеком 2008-м, во времена зарождения сталкерства. Когда артефактов еще хватало на всех, когда из-за них люди не грызли друг другу глотки… Все рухнуло, когда военные ни с того ни с сего стали пропускать в Зону всех желающих. Вернуться на Большую землю не давали, а вот зайти в украинское царство ужасов – это всегда пожалуйста! Пятьдесят несчастных скитальцев стали пятью сотнями, и Зона стала той Зоной, какой оставалась и по сей день.