Поэтому Питт решил, что пора снова нанести визит в особняк на Девоншир-стрит и справиться у вежливого дворецкого, нельзя ли повидаться с мисс Таллулой Фитцджеймс. По его предположениям, в этот час дня юная леди должна быть дома и готовиться к вечернему выезду в гости или к другим светским развлечениям.

Она вошла в малую гостиную, шурша пышными юбками бледно-розового, почти белого платья, украшенного на корсаже розой и бантом с длинными концами. Будь ее лицо чуть круглее, а его выражение не столь смышленым – и Таллула была бы воплощением девичьей невинности. Однако, хотя Томас и не понял этого сразу, эта девушка была полна решимости и вызова. Когда она стремительно появилась в дверях, а войдя, тут же остановилась, не выпуская ручку двери, у суперинтенданта не осталось в этом никаких сомнений.

– Что я вижу? – удивленно воскликнула мисс Фитцджеймс. – Вы снова здесь? Я слышала о смерти этой несчастной женщины, но у вас нет никаких оснований считать, что Финли имеет к этому отношение. Это полнейший абсурд! Зачем ему это делать? Мама, например, уверена, что он и близко не подходил к этим ужасным кварталам. Вам не кажется, что порой наши родители напоминают хорошую пару лошадей в упряжке? Они отлично смотрятся, все восхищаются ими, а лошади видят лишь то, что позволяют им видеть шоры. Мы всегда зашориваем наших лошадей, чтобы не глядели по сторонам и, не дай бог, чего-нибудь не испугались.

Питт, как ни старался, не смог удержаться от улыбки.

– Собственно, я пришел к вам всего лишь за адресом мистера Яго Джонса, – успокоил он молодую барышню.

Он заметил, как под тонким шелком платья настороженно напряглось и застыло тело девушки, и представил себе ее руку, судорожно сжавшую в этот момент дверную ручку. Очень медленно Таллула выпрямилась и отошла от двери на несколько шагов.

– Зачем? – спросила она. – Неужели вы думаете, что это сделал Яго? Вы не представляете, насколько нелепы ваши подозрения! Уверяю вас, я бы скорее подумала на принца Уэльского, чем на него. Если хорошенько поразмыслить, то это более вероятно.

– Вы очень высокого мнения о мистере Джонсе… – с удивлением заметил Питт.

– Не то чтобы так… – Девушка отвернулась, и солнечный луч из окна ярко осветил ее необычное лицо в профиль: нос, пожалуй, длинноват, рот крупный, щедрый на улыбку, в темных глазах – блеск, говорящий о том, что этой натуре не чужды сильные эмоции. – Он… видите ли… он слишком благочестив и порядочен. И поэтому бывает скучен. – Мисс Фитцджеймс намеренно не поворачивалась, продолжая смотреть на залитый солнцем сад и трепещущую листву деревьев. – Он не способен на что-либо подобное, – продолжала девушка. – Они с Финли примерно одного возраста. Когда брату было двадцать, а мне – двенадцать, дружить с Яго было интересно и весело. Он знал множество шуток, умел изображать всех, кого угодно, и не только внешне – он менял даже голос. – Она намеренно небрежно пожала плечами, словно разговор о Джонсе мало ее интересовал. – Теперь он стал религиозным человеком. Посвятил себя благотворительности и спасению души. – Таллула вдруг резко повернулась к Питту: – Почему церковь делает из людей таких зануд?

– Церковь? – Ее собеседник не мог скрыть своего удивления.

– Как будто вы этого не знаете? Впрочем, возможно, вам это и неизвестно. Финли поступил глупо, когда сказал, что сейчас ничего не знает о бывших членах «Клуба Адского Пламени». Возможно, он хотел таким образом уберечь остальных от неприятностей. Это мог быть любой из них – например, Норберт Хеллиуэлл, или Мортимер Тирлстоун, или еще кто-либо. – Мисс Фитцджеймс тряхнула головой. – Но это не Яго и, разумеется, не Финли. Наиболее вероятно, что эта женщина когда-то похитила значок, а потом ее убили. Ведь такое тоже возможно, не так ли? – Девушка с вызовом посмотрела на Питта. – Но в таком случае зачем им понадобилась эмблема Финли, когда у каждого из них есть свой?

– Не думаю, что здесь был злой умысел, – согласился Томас. – Однако гравировка имен настолько мелка, что прочесть ее довольно трудно. Можно по ошибке поменяться значками.

– О! – выдохнула Таллула с облегчением и опустила плечи. – Конечно. Я об этом не подумала.

– Где я могу найти мистера Джонса?

– Церковь Святой Марии в Уайтчепеле.

У полицейского перехватило дыхание от неожиданности. Он знал эту церковь. Она была в нескольких ярдах от Пентекост-элли. Олд-Монтегю-стрит шла параллельно Уайтчепел-роуд и далее переходила в Майл-Энд.

– Понимаю. Благодарю вас, мисс Фитцджеймс.

– Что с вами? Почему у вас такой вид? Церковь Святой Марии что-то для вас значит? Я вижу это по вашему лицу. Вы знаете ее!

Не было никакого смысла лгать ей.

– Женщина была убита в переулке, который выходит на Олд-Монтегю-стрит, – объяснил суперинтендант.

– Это так близко от церкви? – Девушка была взволнована и, должно быть, испугалась, что Питт мог заподозрить ее в знакомстве с этим кварталом.

– Да, близко.

– О! – Таллула снова отвернулась, и теперь Томас видел только изгиб ее шеи. – Вам не удастся обвинить Яго. Если бы он обратился к такой женщине, как эта, то только с единственной целью: спасти ее душу. – В ее голосе звучали горечь и боль. – Надеюсь, она умерла не от скуки?

– Нет, мисс Фитцджеймс, ее задушили.

Девушка поморщилась.

– Как жаль, что я ничем не могу помочь вам, – тихо сказала она. – Но я действительно ничего не знаю.

– Вы дали мне адрес мистера Джонса, за что я вам премного благодарен, – произнес суперинтендант. – Спасибо, что приняли меня в такой неудобный для вас час. До свидания.

Она не ответила, а лишь молча смотрела на него, пока он не закрыл за собой дверь.

Только после шести вечера Питту удалось вернуться в Уайтчепел и зайти в церковь Святой Марии. Церковный служащий сообщил ему, что викарий ушел навестить больного на Кок-стрит и что если Питт не найдет его там, то пусть попробует зайти на Чиксэнд-стрит.

Солнце уже скрылось за островерхими закопченными крышами многоквартирных домов, а асфальт все еще отдавал вечернему воздуху и свой жар, и свои прокисшие запахи. В сточных канавах лениво текла тяжелая, полная отбросов вода. Это был все тот же недоброй памяти Уайтчепел, где пару лет назад, примерно в это же время года, убийца-маньяк зверски убил пять женщин и оставил их растерзанные тела на мостовой у всех на виду. Его так и не поймали. Он исчез столь же внезапно, как и появился, словно извергнувшая его бездна ада разверзлась и снова приняла его.

Направляясь в сторону Кок-стрит, Томас Питт проходил мимо женщин в дверных проемах и видел на их лицах то особое выражение ожидания и готовности, которое безошибочно говорило об их профессии. Взгляд, полный откровенности, и вызывающий изгиб бедра каждой из них разительно контрастировали с усталым безразличием их соседок по кварталу – только что закончивших смену работниц фабрики или занятых своим нелегким трудом прачек, сгибающихся под грузом мокрого белья, склонившихся над чанами, где оно кипятилось, выколачивающих его вальком или отжимающих тяжелые простыни натруженными руками.