Я потрогала золотой крестик тети Сулы: «Спасибо».

— Как-то раз Бриджит положила в детскую коляску «ослиный глаз»[15]. Я не потерплю в своем доме подобного рода суеверий. Не говоря уже о том, что Консуэла могла засунуть его в рот и задохнуться.

Я не стала говорить ей, что тоже знаю, что эти круглые гладкие семена часто кладут между пеленками новорожденных, чтобы уберечь их от злых духов, и что на месте Бриджит я, возможно, сделала бы то же самое. И не призналась, что храню под подушкой осколок черной скалы, который мне дала миссис Джеремайя.

Миссис Родригес повела меня наверх, в свою просторную спальню, где было сумрачно и прохладно и где большая кровать красного дерева с противомоскитной сеткой до сих пор стояла незастеленной после ее дневного сна. На стене висела черно-белая фотография Элен Родригес с обнаженными белыми плечами и глазами, как будто говорившими: «О, как я люблю тебя».

— Подарок моему мужу по случаю помолвки, — пояснила она.

Деревянные ставни были закрыты, под потолком медленно вращался вентилятор. На полу валялась разбросанная одежда. В основном это было ее нижнее белье: шелковое, легкое, приятных светлых тонов.

— Меня нельзя назвать образцом аккуратности, — заметила миссис Родригес.

Туалетный столик был уставлен баночками, бутылочками, кисточками, изящный маленький пуфик отодвинут. На центральном зеркале висели четки, правое зеркало, поменьше, было задрапировано шарфом. В открытом ящике трюмо лежали помада, румяна и пудра. Миссис Родригес показала мне большую стеклянную бутылку.

— Два года назад я пригласила священника, чтобы он благословил этот дом. Это сосуд со святой водой, учти, на случай, если нужно будет для детей. — Она произнесла это очень серьезным тоном, а я удивилась: зачем детям может вдруг понадобиться святая вода? — Если что-то случится, ты можешь на них побрызгать. Как в церкви.

В маленькой смежной комнате стояли новенькая кроватка Консуэлы и шкафчик с ее одеждой. Все вещи были аккуратнейшим образом выглажены и сложены. В другом шкафчике были только игрушки. Некоторые показались мне на вид очень дорогими, другие явно были присланы из-за океана. Спальня Джо была в конце коридора. Она была выкрашена в его любимый цвет, светло-голубой, пояснила его мать. Отец соорудил для него большую модель аэроплана и подвесил под потолком. Я сказала Элен Родригес, что самолет выглядит как настоящий, а голубые стены и потолок заменяют небо.

— Если бы ты когда-нибудь летала на настоящем самолете, то никогда бы так не сказала, — усмехнулась она, и я пожалела о том, что не придержала язык. Миссис Родригес продолжала: — У моего мужа золотые руки, которыми он может и строить, и исцелять. Да ты по себе это знаешь.

— Да, мадам.

— Он работает еще и как хирург — делает операции в больнице.

Не знаю, зачем она мне все это рассказывала — может быть, хотела подчеркнуть, какая он важная персона.

В спальне Джо было две кровати. Когда мальчик пугался темноты («У него часто бывают страшные сны»), его мать спала здесь же.

— У Джо сильный характер, — сказала она, — как и у его отца. Ему просто требуется понимание и внимание. Надеюсь, вы поладите.

После того как она приняла ванну и оделась, а я разложила свои вещи, мы вместе отправились на бульвар Сиприани, чтобы забрать Джо из школы. На миссис Родригес было цельнокройное платье с воротником и туфли без задников на невысоком каблуке. Она выглядела привлекательной и изящной, но была похожа на хрупкий цветок, который в любой момент может унести ветром. Шагая рядом с ней и толкая коляску с Консуэлой, я с удовольствием ловила взгляды, которые бросали на нас прохожие. Мы прошли вдоль небольшого парка, где была детская площадка с качелями и каруселями. Некоторые из встречных дружелюбно улыбались и говорили «Добрый день». Когда мы проходили мимо роскошных домов, мне хотелось замедлить шаги, чтобы заглянуть в окна.

Дорога до школы не заняла много времени. Джо уже ждал нас у ворот. Вначале он ничего не сказал; потом мать велела ему поздороваться, и он послушался.

Вечером я заперла дверь в свою комнату. Выключив свет, я легла в постель. Темный силуэт шкафчика напоминал вертикально стоящий гроб. За окном громко переговаривались жабы. Пели сверчки. Во всех уголках этого острова, думала я, сейчас кричат жабы и поют сверчки. И я стала вспоминать о жабах и сверчках в Черной Скале. Потом я решила не думать о Черной Скале и уснула.

На следующий день, когда Элен Родригес предложила, чтобы я надела форменное платье, оставшееся от предыдущей горничной, я обманула ее, сказав, что среди вещей, оставшихся в шкафу, такого платья нет. Я не сказала, что видела платье, похожее на униформу, но оно было таким ветхим и покрытым пятнами, что мне не захотелось его надевать. Миссис Родригес удивила меня, сказав, что раз так, она сейчас же сошьет для меня платье на своей зингеровской швейной машинке.

Разведя руки в стороны, я стояла посреди рабочей комнаты миссис Родригес, глядя, как она ползает на коленках по деревянному полу, снимая мерки и закалывая булавками подол. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду работать в богатом доме в квартале Сент-Клер, Порт-оф-Спейн, Тринидад и что английская леди, хозяйка дома, будет собственноручно шить мне платье, я бы ни за что не поверила. Ткани — очень симпатичной, в мелкую желто-белую клетку — хватало впритык, и поэтому из-за моего высокого роста длина оказалась очень модной, до середины колена. Казалось глупым надевать такое нарядное платье только для работы по дому. Доктор Эммануэль Родригес, вернувшись домой после операции, сказал, что форма выглядит «идеально», как будто для меня сшита. Я сказала, что так оно и есть.

Марва, кухарка, приходила каждый день, кроме воскресенья. Она жила неподалеку, в квартале Сент-Джеймс, поэтому, сказала она, если что-то случалось, как, например, на днях, когда Джо свалился с парадной лестницы и «голова у него чуть не раскололась, как яйцо», а горничная, как обычно, была неизвестно где, хозяева могли позвонить ей. У соседей Марвы был телефон. Иногда, сказала она, мне хочется переехать, чтобы никто не дергал. А еще лучше было бы податься в Нью-Йорк.

— В Нью-Йорке столько народу, что там можно потеряться. Кругом одни толпы. Никто тебя не замечает. Не то что здесь, где все друг друга знают и лезут в чужие дела.

Я не просила, но Марва настояла на том, чтобы дать мне свое расписание. Она приходит в шесть тридцать утра. В семь тридцать — завтрак, затем в оставшиеся от утра часы она готовит ланч. После ланча моет посуду. Чаще всего, если все нормально, в два часа она уходит. Раз в неделю ходит на рынок за овощами и фруктами. Остальные продукты Элен Родригес заказывает по четвергам, и их привозят по субботам. Заказы доставляет Соломон, брат Вильяма.

— Иногда Соломон привозит столько пакетов, что можно подумать, будто миссис Родригес кормит весь Порт-оф-Спейн. Но бывает, что не привозят почти ничего. Как будто у нее все вылетает из головы, как только она снимает телефонную трубку. Можешь себе представить, каково мне приходится.