Гарри Курц нажал прямо на этот мерцающий огонек. Застекленное здание уплыло куда-то в сторону, и каменные стены будто раздвинулись, впустив в себя наблюдателей. Теперь были видны квартиры, лестницы, разбегающиеся по этажам, через стены, вдруг сделавшиеся прозрачными, он рассмотрел зеленый огонек у самого окна и торжествующе произнес:

– Нашел!

– Я в тебе не сомневался, – отозвался Джонатан, наливая очередную чашку кофе. Сигара была выкурена наполовину.

– Он находится в соседнем доме. Вот адрес…

– Хм… Это сюрприз. Когда он должен выйти?

– Через час он встречается с женой в условленном месте.

– Тем хуже для него, – заметил Джонатан, положив на край стола сигарету. – Убери здесь все в комнате. Сотри все отпечатки.

– Понял, не в первый раз, – охотно отозвался Гарри, закрывая ноутбук.

– Машину оставишь за углом, я пойду.

– Не беспокойся, сделаю все, что нужно.

Джонатан подхватил легкий летний пиджак и вышел за дверь.

За те несколько дней, что Нестор провел в квартире, никого из соседей он не встретил. Они, будто бы сговорившись, терпеливо берегли его покой. Ситуация была ему на руку, он продолжал оставаться невидимкой. Посмотрев на себя в зеркало, Нестор невольно отметил, что стал привыкать к своей обновленной внешности. Складки у носа исчезли, отчего он стал выглядеть лет на пятнадцать моложе, подбородок выглядел более мужественно, а уши, прежде некрасиво торчавшие, теперь были плотно прижаты к черепу. Такую внешность женщины сочтут вполне привлекательной.

Он еще раз проверил, на месте ли документы, раскрыв сумку, удостоверился, что пачки евро, запакованные в пластиковые мешочки, лежат рядком, будто старые добрые товарищи.

Теперь вряд ли что может поменять его планы. Взяв портфель, Олкимос вышел из квартиры, закрыв за собой дверь на ключ. Пренебрегая лифтом, решил спуститься по лестнице. Со второго этажа ему навстречу двинулся высокий мужчина, загородивший крупным телом весь проход. Его лицо показалось Нестору знакомым, он приостановился на лестничной площадке, чтобы пропустить его вперед, но тот, быстро поравнявшись с ним, негромко произнес:

– Тебе привет от нашего друга.

Нестор, подняв голову, напоролся на его рыбьи неподвижные глаза, все понял, но, прежде чем успел что-то предпринять, почувствовал, как в бок проникла холодная узкая сталь. Печень протестующее отозвалась нестерпимой болью, от которой разом потемнело в глазах. Хотелось вцепиться незнакомцу в горло, но сил хватило только на то, чтобы едва приподнять руки.

– За что? – вырвался из груди едва различимый сип. – Я был с ним честен.

– Так надо, – ответил незнакомец. – Позволь взять твой саквояж, теперь он тебе без надобности.

Из парализованной гортани раздался нелепый хрип.

– Ты что-то хотел сказать? – наклонился к нему незнакомец. – Я так и думал, ты не возражаешь. – Подхватив выпадающую из рук сумку, он буднично проговорил: – Ладно, я пойду…

– Я узнал тебя…

– Похвально… Знаешь, у меня на сегодня запланированы кое-какие дела. А потом нужно пришить еще твою женушку, кажется, она расположилась в твоей квартире.

Набрав в легкие побольше воздуха, Нестор выдавил:

– Джонатан, прошу тебя… не трогай ее.

– Поменьше слов, приятель, иначе это очень скверно отразится на твоем здоровье… – вдруг забеспокоился Смит.

– Прошу…

– Возможно, я так и поступлю, считай это моим подарком. А потом, в твоем нынешнем облике она тебя просто не узнает… Вот видишь, ты даже улыбнулся. Все не так скверно, как могло тебе показаться. И еще вот что, постарайся не расшибить лоб, когда будешь падать.

Не оглядываясь, блондин спустился по лестнице. Еще через несколько секунд хлопнула входная дверь. Зажав рукой кровоточащий бок, Нестор Олкимос, прижавшись к стене, начал медленно сползать по ступеням. Когда Нестор наконец оказался внизу, он медленно растянулся на полу, и к нему пришло облегчение. Некоторое время он взирал на белый потолок, а потом смежил веки и, прежде чем погрузиться во мрак, увидел молодое лицо Нины. Точно такое, каким оно было, когда они перебрались в Грецию. Губы ее слегка дрогнули, она провожала его с улыбкой.

Джонатан снял парик, отодрал тонкие аккуратные усики и, положив их в пакет, вышел из подъезда. Его никто не преследовал. Все было как обычно.

Через минуту он сделался частью улицы. Солнце припекало так, будто объявило всему человечеству войну. Единственная возможность выжить в этой беспощадной битве – это расположиться в густой тени летнего кафе.

Вытащив телефон, он нажал на цифру «один».

– Все сделано, мистер Уайт.

– Хорошо. Давай возвращайся. Тут для тебя есть небольшое дельце.

– Понял, прибуду в Лондон ближайшим рейсом.

На углу дома с работающим двигателем его ждал «Пежо». Открыв дверцу, он плюхнулся в кресло рядом с Гарри и бросил:

– Все, поехали!

– Куда?

– В аэропорт.

Месяцем ранее

Полицейский «уазик» выехал за территорию отделения и покатил по широкому проспекту. Старший лейтенант Якимов Валерий, уставившись в окно, внимательно наблюдал за прохожими. Сумерки – самое скверное время суток. Реальность, столь отчетливо различимая днем, в вечернее время пропадает, заменяясь полутенями, и поди разберись, где правда, а где проступает откровенная ложь, где честный гражданин, а где всего лишь маска, за которой скрывается заматерелый преступник.

Взять хотя бы вчерашний день. Едва заступил на дежурство и сразу увидел, как из крупного жилого массива выходит человек с большим телевизором в руках. В дневное время на него вряд ли кто обратил бы внимание: может, переезжает куда, а может, несет его в ремонт. А вот вечером на подобную транспортировку смотришь совершенно под другим углом, и первое, что приходит на ум, – это «домушник», выносящий из квартиры украденные вещи.

Подозрительного гражданина немедленно задержали для выяснения личности, но вскоре выяснилось, что он обыкновенный учитель истории, относивший лишний телевизор в качестве благотворительной акции знакомой пенсионерке. Почему в столь позднее время? Потому что днем он постоянно в школе, а после работы ведет секцию плавания у трудных подростков. Хорошо, что сгоряча не заперли учителя в «обезьянник», где тот пробыл бы до следующего утра. Хотя для воспитательной меры оснований было предостаточно: слишком энергично возмущался на свое задержание, даже оттолкнул от себя сержанта. Перед ним извинились и отпустили…

Но Якимов в отличие от большинства коллег ночные дежурства любил. Для него они протекали без особых трудностей, может быть, потому, что он в какой-то степени научился воспринимать себя со стороны, и сцены с собственным участием – задержание, дознание – виделись как калейдоскоп интересных происшествий, где он был не только главным действующим лицом, но и режиссером постановки.